Секция 2. "ЭТИЧЕСКИЕ КОДЕКСЫ, СТАНДАРТЫ И САМОРЕГУЛИРОВАНИЕ В НКО-СООБЩЕСТВЕ"

Модераторы:
Каминарская Наталья Георгиевна, исполнительный секретарь Форума Доноров
Севортьян Анна Рустемовна, заместитель директора Центра развития демократии и прав человека

СТЕНОГРАММА

====================
19 ФЕВРАЛЯ 2009 ГОДА
====================

Анна Севортьян:

Добрый день, коллеги, начинаем работу секции об этических кодексах, стандартах, регламентах и саморегулировании в некоммерческом сообществе. Большое спасибо, что вы к нам пришли. У нас много докладчиков, и каждый сидящий в зале наверняка готов будет выступить, присоединить свой голос к общей дискуссии. Сегодня мы собираемся обсуждать практические вопросы, а во второй день будем работать над документом. Сейчас мы, ведущие, представимся и расскажем, как мы будем работать сегодня и завтра. Меня зовут Анна Севортьян, я работаю в Центре развития демократии и прав человека.

Наталья Каминарская:

Меня зовут Наталья Каминарская, и я работаю в Форуме Доноров. Несколько слов о том, как мы предлагаем построить сегодняшнюю работу. Потому что эти два дня будут немного разными. Сегодня работа будет построена на обсуждении докладов. А завтра проведем мозговой штурм и обсудим возможные конкретные шаги. У нас сегодня пять замечательных спикеров. Регламент выступления – 15 минут. После каждого доклада вы будете задавать вопросы по содержанию выступлений – в течение пяти минут, такая блиц-сессия «вопросы–ответы». Не из серии «у нас вот такая ситуация и как это может выглядеть», а именно вопросы на понимание того, что говорили докладчики. Затем небольшая сессия «вопросы–комментарии». Вот так это примерно будет организована наша работа. Те, кто хотели бы выступить с рассказом о своем опыте или с более длинным замечанием, размышлением, сообщите нам об этом, мы будем вести список желающих выступить. Завтра основной доклад будет делать Барбара Уоллес, которая уже сейчас с нами в аудитории. Она будет слушать все, что мы будем рассказывать о российском опыте и в своем завтрашнем выступлении сравнит, я надеюсь, и оценит это с точки зрения международного опыта. И расскажет нам о том, что нам может пригодиться в практической работе для России.

Анна Севортьян:

Большое спасибо. Учитывая, что мы, как обычно бывает на большой конференции, чуть-чуть подзадержались, я очень пунктирно обрисую рамки нашего сегодняшнего и завтрашнего разговоров. Действительно, секция про кодексы, стандарты, нормы, регламенты – это часто вызывает такую реакцию... скучную... «опять это будет какой-то текст и стремление к чему-то сложно достижимому... и опять это будет набор деклараций». Но наш сегодняшний подход – поговорить об очень прагматических вещах, о том, как работают уже существующие кодексы и те нормы и стандарты, которые выработаны в России в некоммерческом и коммерческом сообществах. Посмотреть на те модели и механизмы, где удалось от слов и деклараций перейти к делу, к реально действующим процедурам, позволяющим отслеживать соответствие этим нормам или сделать следующий шаг. Меня спросили, не пригласили ли мы господина Кикотя из Министерства внутренних дел, потому что там недавно тоже разработали кодекс... Вообще много поступило предложений по поводу того, кого нужно было бы позвать... много всего этого сочинено, действительно. Нас интересует практика и в соответствии с этим мы и подбирали состав выступающих. Поэтому будем с вами работать над конкретными ситуациями и кейсами.

Кодексы, стандарты, нормы, принципы возникают в особый момент, они нужны для регулирования или прояснения позиций по проблеме, которая волнует, затрагивает определенное сообщество. Совершенно очевидно, что есть ряд документов, разработанных в ответ на некую внешнюю угрозу или угрозу другого рода регулирования, например государственного. Адвокатские, журналистские кодексы очень часто преследуют именно такую цель: сообщество хочет само себя регулировать, упреждая возможное регулирование извне. Но не все документы такого рода возникают как противодействие или упреждение – мы будем знакомиться с разными текстами и слушать совершенно разные истории. Конечно, все эти документы предполагают некоторое самоограничение участников сообщества в обмен на какую-то пользу или выгоду, то есть это движение самоограничения в обмен на приобретение. Мы постараемся в меньшей степени касаться тех документов, которые остаются всего лишь на бумаге. Для завтрашней дискуссии у нас есть «НКО-координаты» – принципы деятельности НПО в РФ. Мы рассмотрим этот документ как кейс, ситуацию для общего аналитического усилия. Спасибо.

Наталья Каминарская:

Мы попросили выступающих рассказать о своем опыте создания и использования разного рода документов. Как вы узнаете, кодексы и стандарты есть не только в некоммерческом секторе, но и в бизнесе, в том числе есть и глобальные документы. И я с удовольствием представляю первого нашего спикера – Владимира Балакирева, директора по развитию компании «Процесс Консалтинг».

Владимир Балакирев, директор по развитию компании "Процесс Консалтинг":

Я хотел бы рассказать о принципах, которые в этой теме для меня являются значимыми. Одной из основных проблем, которые я вижу в это сфере, является непонимание или незнание того, как реально решать этические проблемы. Поэтому я расскажу о том, как кодекс (даже самого общего характера) может реально работать, создавать механизмы внутри организации или между организациями, позволяющие работать с этически трудными ситуациями, с проблемами, с которыми люди сталкиваются.

Первый тезис: этика – вещь конкретная, и она вполне может работать. Второй тезис... Мы постоянно встречаемся в жизни с ситуациями, которые требуют от нас этического выбора или мы наблюдаем, как люди делают правильный или неправильный с нашей точки зрения этический выбор. Десять дней назад я был на научной конференции социологов – там самую острую дискуссию вызвал вопрос о том, может ли социолог в своих исследованиях транслировать свою политическую позицию. Одни говорили, что невозможно не включать личные предпочтения, что инструмент работы социолога – его личность. Другие говорили: но тогда это не исследования, вы становитесь на позицию политологов… Стороны так и не пришли к общему к решению.

Возьмем массовую сферу – я приведу несколько примеров. Первый пример доказывает, что этический кодекс реально может работать и помогать людям решать трудные ситуации, – это допинговый скандал с российскими биатлонистами. Здесь, с моей точки зрения, речь идет об этическом кодексе, который участники олимпийского движения подписывают добровольно. Нет такого закона. В некоторых странах есть законы об уголовном преследовании за принятие допинга, но таких стран мало. Но ВАГИ (Всероссийская Ассоциация Горнолыжных Инструкторов) для меня – пример разрешения этической дилеммы за чистоту спорта, которая решается посредством этического кодекса. Второй пример: журналистка «Новых Известий» Зоя Светова подает в Комиссию по информационным спорам жалобу на журналиста газеты «Известия», который напечатал с ее точки зрения неэтичную статью о Бабуровой и Маркелове. Для меня это пример решения. Человек находится в ситуации этической дилеммы, для него это этически не очень чистая ситуация, и он хочет эту ситуацию разрешить. Три дня назад у меня состоялся разговор с руководителем крупной промышленной компании. Они провели тендер среди компаний-поставщиков. И он для себя уже принял решение в пользу одной из них – ее предложение устраивало по всем параметрам. А в ресторане к нему подходит человек и говорит: мы готовы договориться с вами. И речь идет именно об этой компании. И этот руководитель говорит мне: я чувствую, что моя репутация под угрозой, я не знаю, что делать в этой сложной ситуации. Потому что в любом случае его можно в чем-то обвинить. Хотя ни о какой договоренности не было и речи. Вчера в газете «Ведомости» был сюжет, я его назвал «Пол Мур против Джеймса Кросби». (Это сотрудники банка Рич Би О Эс в Штатах). Пол Мур три года назад предупреждал, что банк ведет рискованные операции с недвижимостью, и его уволили. Мур подал в суд, ему компенсировали увольнение, но подписали с ним соглашение о том, чтобы он не разглашал детали конфликта. Проходит 2 или 2,5 года, и Мур решает выступить публично. Мне кажется, что это тоже ситуация этической дилеммы, да? Он подписал соглашение с компанией, ему выплатили компенсацию... Речь не идет о тех предупреждениях, которые он делал внутри банка, это отдельная ситуация, как реагировало руководство на это. Речь о том, что он нарушил соглашение, подписанное с компанией. Он заявил, что не мог поступить иначе, так как ситуация изменилась, и нарушены были уже не его личные интересы, а интересы общества. Короче говоря, если посмотреть вокруг, мы увидим очень много конфликтных, сложных ситуаций, которые не регламентируются законодательством, но подпадают под действие каких-то иных законов.

Я хотел в связи с этим кратко (не думаю, что для вас это будет что-то новое) задать координаты для обсуждения. У меня три слайда, которые носят теоретический характер, мы их быстро пролистаем, просто чтобы напомнить, где находятся этические нормы. С одной стороны, это – законодательство, то есть требования, которые выдвигает государство, они могут быть основаны или нет на этических нормах, но чаще всего в их основе – этика. Это то, что мы обязаны, и здесь уровень группового контроля очень высокий. Нарушив их, мы можем подвергнуться наказанию, вплоть до уголовного, в зависимости от того, в какой сфере мы их нарушаем. На другом полюсе – принятие решений исходя из личных предпочтений. Это самая высокая степень индивидуальной свободы, когда я ориентируюсь только на личностно-значимые нормы. Ну и, наконец, этика – она где-то посередине, потому что возникает тогда, когда мы вступаем в какие-то отношения. Этика – это правила и нормы, действующие в группе людей, сообществе или больших обществах, и они не могут действовать без наличия взаимодействия. И наоборот: взаимодействие не может осуществляться без создания норм. Отсюда возникает необходимость в некоторых сообществах – в первую очередь в корпорациях и компаниях – регулировать эти отношения. Чаще всего они не проговорены и подразумеваются по умолчанию.

По мере приобретения опыта мы формируем для себя некоторые правила взаимодействия. И в этом смысле этика очень многогранна: есть универсальные кодексы, о которых мы все знаем, универсальные в том смысле, что они работают в больших сообществах, в мировом масштабе и разделяются большими группами людей. И есть кодексы, которые ориентируются на более специфичные правила взаимодействия. Иногда возникает спор: зачем нужен кодекс корпорации – нефтяной, алюминиевой, радиотехнической и т.д. Мне кажется, ответ простой: с помощью кодексов общего характера, таких как 10 заповедей, иногда очень трудно разрешать конкретные ситуации. Ситуации в профессиональной сфере и в сфере корпораций могут быть настолько специфичными, что общие правила не работают. Один мой коллега говорит: и в религии тоже все время шла борьба – делать кодексы общего характера или более конкретного. В Ветхом Завете сказано: «Не вари теленка в молоке матери его» – но мы не знаем, почему этого нельзя делать. Это был запрет этического характера и очень конкретный. Но мы его применить не можем. В то же время, вступая в профессиональные отношения, внутри какого-то сообщества нам иногда не хватает представлений и понятий общей этики для того, чтобы разрешать конкретные ситуации. И в этом смысле придуманы или я бы даже сказал, возникли – потому что это из необходимости возникло, это не искусственное построение – кодексы разной направленности. Профессиональные, наверное, были вторыми после универсальных. Медицинский кодекс – Клятва Гиппократа – это первый сформулированный профессиональный кодекс. Один из первых корпоративных кодексов был создан в Японии в 1930-х годах. И есть кодексы институциональные, то есть кодексы, которые определяют взаимоотношения между организациями. Это не профессиональные кодексы, потому что они могут объединять разные по профилю организации.

Если говорить о бизнесе и корпорациях, важно понимать, что есть два типа кодексов: этический кодекс и кодекс корпоративного поведения. Их иногда путают. Разница между ними такая: кодекс корпоративного поведения регламентирует законодательство и необходим для публичных компаний по закону. Он регламентирует отношения между менеджментом и собственниками. Если говорить о НКО, это что-то вроде кодекса взаимоотношений между менеджерами и учредителями. Этический кодекс – это добровольный и свободный документ. Хотя, вы знаете, в некоторых странах, например в США, законы о публичных компаниях если не регламентируют содержание кодексов, то по крайней мере требуют создания таких кодексов внутри компании. И это случилось в первую очередь после скандала с NRO. Законодатель, государство требует создания таких кодексов, не оговаривая их содержание. Теперь мы переходим к вопросу о том, как сделать так, чтобы кодекс работал. Вообще практика создания кодексов в бизнесе стала модной, какой-то вал пошел в последние три–пять лет. Но часто бывает, что кодекс разработан, вывешен на сайте компании, и что? Вы можете много найти таких на русском языке, в англоязычном Интернете их еще больше. В моей практике был случай: позвонил человек и говорит: я знаю, что вы кодексами занимаетесь, напишите нам, пожалуйста, кодекс. Мы говорим: мы вообще-то занимаемся внедрением. А он: нам внедрения не надо, нам только текст нужен. Мы говорим: надо исследования провести. А он: да не надо исследований, мы ваши кодексы читали, они хорошо смотрятся. Ну что с этим делать?

Я хотел рассказать о своем видении того, как кодекс может работать, что для этого нужно делать. И в качестве примера использую свой четырехлетний опыт работы в компании «РУСАЛ», когда я и мои коллеги фактически строили в этой компании этическую систему. Четыре элемента – что необходимо делать – продвигать этические стандарты внутри организации, обучать людей, информировать и собирать информацию и реагировать на существующие нарушения. Если этих четырех компонентов не будет, а будет только кодекс, то ничего не будет работать. И еще: начинать надо с первых элементов, последовательность здесь не случайна. Говорят: вот мы кодекс сделаем и как мы будем наказывать? Мне кажется, это вопрос последний. Сначала бы неплохо сделать так, чтобы этот кодекс хотя бы был прочитан и люди бы понимали его смысл, зачем он был сделан. И понимали смысл тех правил, которые в нем формулируются.

Теперь остановлюсь подробнее на том, что было сделано в РУСАЛе. В продвижении кодекса на первом месте – особая технология его создания. Общее правило такое, если кратко: как можно больше людей, которые будут этим кодексом пользоваться, должны участвовать в разработке и создании документа. Это фактически означает его принятие, потому что этический кодекс должен быть принят на уровне внутренних предписаний. Любой юрист скажет, что увольнять работника за нарушение кодекса нельзя. Его восстановят на работе. Кодекс – это внутренний корпоративный документ, в этом его отличие от закона. Так вот: особая технология с включением людей, которые будут им пользоваться. Про информирование. В РУСАЛе работа по созданию кодекса шла почти год, во внутрикорпоративной прессе было напечатано несколько десятков статей, рассказывающих не только о самом документе, но и о практике его применения и о работе с этическими кодексами в разных компаниях. Не говоря уже об информации на сайте и т.д. Следующий компонент – обучение. Очень важный компонент, потому что, с одной стороны, это тема, которая всех волнует, с другой, – как действовать во многих ситуациях, люди не знают. Поэтому требуется обучение практическим технологиям – анализировать этические ситуации, каким образом разрешать конфликты, что можно и чего нельзя, потому что система разрешения этических дилемм не должна быть менее этичной, чем кодекс, который ее регламентирует. В этом смысле можно найти много негативных примеров. Информирование, сбор и анализ информации и реагирование на существующие нарушения. Конечно, самое болезненное – это информирование, сбор и анализ информации. Парадокс в том, что этические нарушения – это всегда нарушения скрытые. Ни один человек, который идет на нарушение сознательно, не будет сообщать об этом открыто.

У меня будет еще слайд, который называется «стукачество, или информирование». Информирование и доносительство являются серьезной проблемой для нашей страны, это то, что препятствует тому, чтобы этические конфликты в нашей стране разбирались, раскрывались и на их основе выносились решения. Если говорить о РУСАЛе, то важнейшим звеном этической системы, придуманной в компании, стало создание института этических уполномоченных, которые занимаются разрешением этических дилемм. В Интернете есть даже Ассоциация этических менеджеров, то есть в мире есть такая ассоциация – мы наткнулись на их сайт. Но встал вопрос, как выбирать этих людей и как учить их внутри компании. Сначала мы задали вопрос: какую аналогичную профессию можно найти, чему их учить? Решили, что ближе всего профессия консультанта. И для меня «уполномоченный по корпоративной этике» – РУСАЛовский термин – это консультант по корпоративной этике. Почему именно консультант? Вот смотрите. Разрешение этического конфликта или помощь в чем должны заключаться? Человек должен самостоятельно принять решение. Это очень важно. Этика – это то, что мы должны принимать внутренне. Не может быть внешнего указания – иначе это будет наказание, а не указание. И в этом смысле это прямая аналогия с тем, что делает консультант. Он помогает человеку самостоятельно принимать решения. К вопросу об информировании и доносительстве. У меня возникла проблема, когда мы разрабатывали кодекс для одной компании. В документе была фраза «доносить о всех нарушениях», ее предложили сами сотрудники. Топ-менеджер сказал: что-то очень жестко звучит. «Доносительство» – не очень хороший душок. И мы попытались найти вместе с коллегами основание... А иначе не работает! Если не информировать – не работает! Иначе это будет просто декларативный документ. И мы сформулировали шесть признаков того, когда, нам кажется, информирование не просто этично, – необходимо. И вы наверняка в своей практике можете вспомнить подобные ситуации. Мне очень нравится факт: сотрудник уверен, что если он проинформирует, ему не будет нанесен ущерб. Ведь часто как бывает – человек, который информирует о нарушениях, бывает наказан. Если такой системы в компании не создается, если я понимаю, что для меня это небезопасно, то я имею право не информировать. Ну и, наконец, два слова о том, что было создано в РУСАЛе в ходе кампании. Есть комитет по этике, в который входят топ-менеджеры компании и представители ключевых подразделений – около 12 человек. Есть этические комиссии на предприятиях компании – из числа менеджеров и представителей работников. Есть уполномоченные по корпоративной этике – это первичное звено приема заявлений, у него есть свои технологии работы и т.д. И последнее, если говорить об этике, – в любой корпорации невозможно работать, не привлекая другие службы: юристов, службу внутреннего контроля, службу безопасности. Вот, пожалуй, все, что я хотел сказать.

Наталья Каминарская:

Спасибо, Владимир. У нас есть пять минут на три вопроса на понимание. Пожалуйста, представляйтесь, задавая вопросы.

Александр Карпов, директор Центр экспертиз "ЭКОМ" (Санкт-Петербург):

Вы сказали, что уполномоченный по этическим вопросам – это консультант. Вопрос: есть наука – философия, в ее рамках есть направление – этика, которое преподается и изучается. Этика как наука оказывает вам помощь, были ли у вас практические контакты с теми, кто занимается этикой на философских факультетах?

Владимир Балакирев:

Вот Елена будет выступать, она...

Елена Красникова, генеральный директор консалтингового центра "Этика в бизнесе", председатель подкомитета по деловой этике комитета Торгово-промышленной палаты РФ по вопросам регулирования предпринимательской деятельности:

Философский факультет, кандидат наук, занимаюсь прикладной этикой, работала в компании...

Александр Карпов:

Спасибо.

Лариса:

Скажите, а при разработке данной системы для компании «РУСАЛ» учитывали ли Вы опыт примерно таких же структур, существовавших на предприятиях в советский период?

Владимир Балакирев:

В советский период?

Лариса:

На крупных предприятиях эта система была. Она была другая, да, но работали эти же принципы.

Владимир Балакирев:

Поскольку я сам в советский период работал, я представляю, как работали партийные и профсоюзные организации. Профсоюзы очень внимательно отнеслись к РУСАЛовскому проекту и рассматривали его как конкурента со стороны компании. Но я бы сказал так: мы анализировали как позитивный, так и негативный опыт, не только советский, но и зарубежный.

Ирина Лапидус, руководитель управления культурно-просветительских программ Фонда просвещения "Мета":

В последние годы создание кодексов стало модной темой. И еще одна модная тема: управление ценностями. Это одно и то же: этические кодексы и система ценностей?

Владимир Балакирев:

Я очень критически отношусь к различным теориям и подходам, которые возникают в системе менеджмента. Но стараюсь идти от здравого смысла и рассматривать основания таких решений. Честно говоря, очень тяжело в этих концепциях ориентироваться, находить различия. Для меня это такой модный рынок, в который люди вбрасывают публикации... Я с удовольствием их читаю, что-то беру для практики, что-то – нет. Есть замечательная книга на эту тему английской журналистки, которая в течение семи лет писала в National Times колонки на эту тему. Книга вышла на русском языке, к сожалению не помню, как называется. Автор с иронией и английским юмором издевается над некоторыми концепциями, а к другим, наоборот, очень хорошо относится.

Наталья Каминарская:

Есть еще вопросы по содержанию? Нет. Может быть, есть комментарий по тому, что Владимир говорил? Тоже нет. Тогда, я думаю, мы поблагодарим Владимира. Я бы хотела пригласить креативного директора студии рекламных исследований «Гран При» Владимира Вайнера.

Владимир Вайнер, креативный директор Центра рекламных исследований «Гран При», куратор сайта социальной рекламы www.1soc.ru:

Добрый день. Меня просили рассказать историю создания этического кодекса, которая происходила достаточно давно со мной и еще порядка сорока людьми. Речь идет об этическом кодексе фандрайзера – проекте Фандрайзинг.ру. Может, кто-то этот сайт помнит, а может кто-то на него до сих пор ходит. В 2000 году фандрайзинг стал профессиональной деятельностью, и достаточно большое количество людей стало заниматься фандрайзингом публично. С одной стороны, профессия стала структурироваться и уже называться профессией, а с другой – это стало публичной деятельностью, требующей согласований и поиска общих оснований для фандрайзеров, работающих в третьем секторе. Эта работа началась в 2000 году благодаря гранту, полученному Гринпис от фонда Мотта на развитие инструментов частных пожертвований и вообще развитие благотворительности в России. Удалось собрать фандрайзеров из 20 регионов, и мы в течение нескольких встреч в 2000–2001 годах разрабатывали этический кодекс. Это была первая задача, потому что фандрайзеры не могли договориться между собой по простым практическим вопросам. Этично ли привлекать детей для сбора частных пожертвований? Этично или неэтично выпускать детей на событие с ящиком для пожертвований? Этично ли обращаться к религиозным концессиям? Этично ли брать деньги, зная, что они добыты каким-то нечестным путем? Этично ли брать деньги и выполнять требования при полной непрозрачности источника средств? И вот мы сделали ресурс, сейчас модно говорить «социальную сеть», а тогда это был просто форум для специалистов по привлечению ресурсов. Главной задачей форума был сбор информации о проблемных ситуациях по этому роду деятельности в разных регионах и разных типах НКО. В результате был создан этический кодекс, в котором мы сначала изложили, на каких базовых ценностях или основаниях мы можем делать выбор в пользу той или иной нормы в конкретном приложении, и это у нас стало называться «Ценности и принципы». Второй частью документа стали профессиональные этические стандарты, которые мы – большой коллектив людей из разных городов и разных практик – приняли для себя. Вышло 26 ценностей и принципов, которые мы сочли правильным включить в этот список. С 2002 года список не редактировался, а деятельность сообщества прекращена. Например, такие вещи, как необходимость вознаграждения за труд, вызывали много вопросов, но мы посчитали это важным для фандрайзера. Прозрачность финансовых операций – важно. Право представителей любой веры и конфессии откликнуться на призыв о поддержке и осуществлять благотворительную деятельность. Такой вот подход равенства всех конфессий перед фандрайзингом нам, как представителям профессии, казался значимым для становления профессии как таковой. На основании этих принципов мы подходили к реальным практическим затруднениям – было несколько сотен примеров, которые мы обобщали, выводили типовые затруднения в практике. И это сформировалось в таблицу, ставшую официальным документом: с одной стороны – типовая этическая ситуация, возникающая, воспроизводящаяся в разных регионах, в разные моменты деятельности фандрайзера, с другой – описанный нами стандарт деятельности в описанной нами этически значимой ситуации. Мы предполагали, что кодекс будет развиваться, и при появлении новой типовой этически значимой ситуации мы также определим наш профессиональный этический стандарт поведения в этом случае, но вот на данный момент там порядка трех десятков этически значимых ситуаций. И здесь есть достаточно много вещей, которые до сих пор являются достаточно резкими. Мы во многом шли на то, чтобы обеспечить прозрачность и профессии, и результатов профессиональной деятельности, и тех организаций, в которых работает фандрайзер. Далеко не все, что было прописано, даже сейчас используется общественными организациями, особенно в вопросах прозрачности поступающих финансов и т.д. На наш взгляд, к 2002 году кодекс стал одним из первых документов, который позволял регулировать новую профессию. То есть профессии не было, она появилась, и, исходя из практики, в ней было необходимо установить определенные этические нормы для того, чтобы состояться, развиваться, на чем-то основывать свою деятельность. В первой части конференции представитель Ассоциации менеджеров говорил о том, что этический кодекс возможен тогда, когда все уже построено, утверждено и сосчитано. То, о чем я рассказываю, – совсем другой пример – этический кодекс создается тогда, когда требуется основание для совместной деятельности. Наверное, сложно какую-то деятельность вести, если мы не согласовали общих оснований и не определили их для себя. Вот такой пример – он небольшой, но близкий для каждого из здесь сидящих, просто потому, что это пример из деятельности фандрайзеров общественных организаций. Документ уже в 2002 году был переведен на несколько языков, в частности, активно продвигался на Украине. Потом я его даже в Средней Азии встречал на каком-то языке. Таким образом, очень важный шаг был выполнен, и дальше уже каждый в своем регионе занимался своей деятельностью, уверенный в том, что он это делает правильно.

Анна Севортьян:

Это очень интересный пример, показывающий, как документ выполнил свою функцию – все прояснили для себя сложные вопросы и двинулись дальше. Такой фактически полный жизненный цикл. Поэтому это очень ценно для будущих профессий, которые вдруг начнут себя конструировать.

Наталья Каминарская:

Понятно, что новых организаций, которые сейчас активно занимаются привлечением средств в Интернете и публичными кампаниями, нет среди подписантов этого документа 2002 года, но у меня такое чувство, что они в принципе не знают о существовании в России этического кодекса фандрайзера. И у меня ощущение, что они готовы заново заняться его разработкой. Я все время думаю, стоит ли это делать?

Владимир Вайнер:

Сейчас в России есть достаточно большое объединение людей, занимающихся фондами местных сообществ, есть клуб фандрайзеров, и все они формируют этические основания для своей деятельности. Клуб фандрайзеров, насколько я знаю, также ведет активную работу в этой области. Они ссылаются на западные варианты кодексов, принятые в 2004–2005 годах. А так как мы делали это раньше, то, наверное, в них какие-то отголоски российских основ заложены.

Барбара Уоллес, вице-президент по членству и стандартам InterAction (США):

Скажите, пожалуйста, есть ли у вас механизм, и если есть, то какой, правоприменения этого кодекса? Какой-то механизм, чтобы заставить его применять?

Владимир Вайнер:

Такого механизма мы не формировали и не разрабатывали. Собственно, это кодекс сообщества, которое это делало для себя, поэтому механизм контроля за собой в данном случае не разрабатывался.

Наталья Каминарская:

Переходим к следующему докладу и к следующей теме. Владимир представил чисто российский кодекс, родившийся в конкретных условиях и из конкретных потребностей в стране, а следующий выступающий, Сергей Никитин, директор Ресурсного центра Amnysty International в России, расскажет о другом типе документа – глобальном.

Сергей Никитин, директор Российского Ресурсного центра «Международной Амнистии»:

Меня пригласили рассказать об этических стандартах, которые устанавливают некие обязательные правила профессиональной работы. Эти стандарты определяют и этические критерии работы организации – конечно, это относится и к Amnysty International. Стандарты устанавливают определенные нормы, процедуры, которые касаются деятельности как внутри организации, так и направленной вовне. Для начала несколько слов об Amnysty International. Создание организации имеет конкретную дату – это день, когда британский юрист Питер Бенисон опубликовал в газете обзорную статью под названием: «Забытые узники». Призыв был обращен, поскольку газета англоязычная, к англоязычному миру: писать письма правительствам тех стран, где имеются узники, которые сидят в тюрьме за свои убеждения. Тогда и родился термин «узники совести». Кампания «Призыв к амнистии 1961» была рассчитана всего лишь на год. Ожидалось, что такое народное давление – письма граждан – принесет результат, люди выйдут на свободу. Отклик был неожиданный: статью перевели на разные языки и напечатали во многих странах, а организация продолжила свою деятельность и после окончания кампании. К середине 1960-х годов влияние организации на ситуацию в мире стало очевидным. В Amnysty International работает сейчас свыше 2 млн сотрудников, штаб-квартира находится в Лондоне. Организация, развиваясь, начинает принимать различные документы. Сначала это был мандат, то есть четкий список тех направлений, по которым работает организация. Недавно мы сформулировали миссию организации, то есть свое видение того, к чему мы стремимся. Секции и структуры, выросшие снизу, – результат активности людей в разных странах – объединились в международный совет, некий съезд представителей этих секций и структур, который проходит раз в два года. Съезд принимает решения, избирает международный исполнительный комитет из восьми человек, а исполнительный комитет выбирает генсекретаря организации. Я представил вам упрощенную структуру нашей организации. Создание любой структуры требует правил, кодексов, устава. К числу документов, которыми мы руководствуемся, к основным кодексам и стандартам, разработанным Amnysty International, относятся: стандарт работы с людьми, с индивидуальными случаями; руководство по работе исследователей, по проведению кампаний; очень важно учитывать гендерную специфику – этот аспект работы отмечен отдельным документом; очень важно оставаться независимыми. Независимость в значительной степени приобретается независимостью финансовых источников, поэтому в специальном документе изложены рекомендации по ведению фандрайзинга. Кроме того, есть небольшой 4-страничный документ – руководство по защите образа Amnysty International, рассказывающий о ценностях: беспристрастности, независимости, доверии, последовательности, отчетности, уважении к правам человека. Далее идут технические установки, практически все регламентируется, и это очень, на мой взгляд, помогает. Последней в списке стоит помощь правозащитникам, не самая главная наша деятельность, но, естественно, возникают такие ситуации, когда нужно оказать кому-то помощь. Ряд документов находится сейчас в разработке. Это: руководства по интервьюированию взрослых и детей (беседы с людьми – жертвами нарушения прав человека), буклет «Расскажи свою историю». Наши сотрудники будут выдавать его пострадавшим от нарушения прав человека. Я бы хотел упомянуть еще об одном документе, который остался незамеченным в нашей стране, когда Госдума и общественность трудились над принятием закона о НКО. Amnysty International совместно с другими НПО приняла участие в разработке и подписании Хартии ответственности. Она включает основные принципы и объясняет внешнему миру, что такое общественная НПО. Этот документ переведен на русский язык и размещен на русскоязычном сайте организации. Хартия является демонстрацией того, что неправительственные НКО четко отдают себе отчет в том, что они делают, понимают меру своей ответственности и готовы заявить об этом широкой общественности. А документ, который готовился Госдумой, содержал презумпцию виновности. Последнее, на чем я бы хотел остановиться, – это некоторые основные правила для членов организации. Первое – не работать в своей стране. Этот принцип возник с самого начала, и он двояк. С одной стороны, это способствует независимости и беспристрастности, с другой – чрезвычайно важно для тех стран, где работа в Amnysty International могла привести к сложностям. В качестве примера можно привести московскую группу организации во времена СССР. В конце концов, их всех посадили. Одно отрадно, что не за участие в Amnysty International, это им в вину не ставилось. Кроме этого правила, важным является принцип работы только по тем материалам, которые поступают из международного секретариата, – мы не можем использовать информацию из каких-то других источников. Сбор информации – задача исследователей организации, которые в большинстве своем работают в Международном секретариате, именно они встречаются с представителями НКО, собирают информацию о нарушении прав человека и анализируют ее. В результате этой работы создаются внутренние документы для членов организации. Также важно помнить, что индивидуальные члены Amnysty International не могут представлять организацию – это не всегда понимают средства массовой информации. В нашей стране на моей памяти было несколько случаев, когда кто-то делал довольно резкие заявления, при этом подписывался как член Amnysty International, и такое высказывание ошибочно приписывалось всей организации. Потом приходилось разъяснять, что это совсем не так.

Мария:

У меня вопрос не про кодексы. Система управления, которую Вы описали, и количество ограничений составляют для меня образ очень сильно забюрократизированной организации. Может быть, это не так, но я могу вообразить бумажный объем, в который все это выливается. С другой стороны, я понимаю, что Amnysty International – это активистская организация. Как эти две вещи сосуществуют вместе?

Сергей Никитин:

Да, действительно, такое впечатление может возникнуть. Количество документов большое, я сам был изумлен их объемом. Но тут нужно различать тех, кто получает зарплату, и активистов, которые составляют подавляющее большинство Amnysty International. Все эти люди мотивированно приходят на работу, то есть эти регуляции скорее не дидактического характера, а консультационного. Правила прописаны, но, читая эти документы, я вижу, что они выполняются совершенно естественным и органическим образом. Я вступил в организацию в 2003 году, и никто не требовал, чтобы я изучил документы от сих до сих и рассказал наизусть. Это процесс постепенный, но теперь я даже сожалею, что на том этапе не прочитал их. А, прочитав, понял, что ничего не нарушил.

Александр Карпов:

Вопрос, который уже звучал: о санкциях за нарушения.

Сергей Никитин:

Я не помню случаев нарушений, но, наверное, технически это будет увольнение.

Александр Карпов:

А были ли случаи, когда кто-то из сотрудников или волонтеров организации совершал проступки, которые нужно было обсуждать публично?

Сергей Никитин:

Когда мы говорим «публично», мы говорим о внутреннем диалоге? Опять же я не могу вспомнить, но, возможно, что-то такое было. Правила универсальны для представителей всех стран.

Евгений Абов, вице-президент Некоммерческого партнерства "Гильдия издателей периодической печати":

Я не знаю, есть ли здесь представители НКО, относящихся к типовым объединениям. Есть, да? Я представляю сообщество предпринимателей НКО, объединяющее предпринимателей в сфере издательской деятельности, то есть средств массовой информации, печатных СМИ. Сказать, что саморегулирование проникло во все поры нашего сообщества, было бы большим преувеличением. Скорее этот процесс только начинается. И сегодня я вам расскажу об одном из направлений этой деятельности – там, где процедура саморегулирования или, во всяком случае, подходы, связанные с саморегулированием профессиональной деятельности, проявляются сейчас наиболее четко. Потому что есть еще другие сферы предпринимательской деятельности, где также необходимо саморегулирование, но применительно к издателям... саморегулирование взаимоотношений издателей и распространителей, например, саморегулирование в рекламной сфере, саморегулирование того, что касается организации и проведения медиа-измерений и т.д. Но я буду говорить о самом чувствительном и, может быть, более понятном всем – о профессиональной деятельности журналистов. Сразу скажу, что поскольку я представляю сообщество предпринимателей, то я в меньшей степени буду произносить слово «этика». В большей степени проблема перехода вот к таким процедурам, точнее, внедрение таких процедур в общую нашу издательскую практику вызваны вполне прагматическими соображениями. С одной стороны, есть судебная практика, которая в последнее время работает против издателей. Я имею в виду практику судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Как правило, стоит обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства или деловой репутации, и суды принимают сторону истца, что в большинстве случаев оправданно, так как связано с профессиональными ошибками журналистов и редакторов. Ошибки в данном случае стоят больших денег, кроме того, ошибки приводят к тому, что в руках заинтересованных структур, как правило, властных, имеющих влияние на суд, такие ошибки зачастую приводят к использованию судов в качестве инструмента подавления прессы. Все мы помним, наверное, иск к «Коммерсанту» на 30 млн долларов или менее известный иск к газете «Деловой Петербург» на 5 млн долларов за ошибки, которые не стоят таких штрафов. Это одна сторона вопроса. Другая сторона – это то, что непрофессиональное поведение приводит еще и к потере капитализации, к потере стоимости вашего бизнеса на рынке, то есть в конечном итоге применительно к СМИ использование или злоупотребление PR-инструментами, участие в информационных войнах, размещение проплаченных или заведомо ложных материалов в конечном итоге приводит к потере доверия. А потеря доверия – это потеря доходов. Практически во всех странах – их больше 70 – есть устойчивые традиции независимой прессы, существуют некоммерческие структуры, которые специализируются на разрешении споров, исков и претензий, предъявляемых СМИ. В качестве примера наиболее продвинутого и интересного опыта могу назвать Великобританию, где есть комиссия по жалобам на прессу, существующая уже (хотя не так уж и много для Великобритании) больше 20 лет. Дело было так. В Великобритании оживилась бульварная пресса. Началась серия наездов, накатов, публикаций, связанных с королевской семьей. И в конечном итоге в парламентских и правительственных кругах решили: или пресса сама найдет способ внутри себя решить эту проблему, сделает так, чтобы не допускалось пренебрежения профессиональными стандартами и использования прессы в качестве рычага для диффамации, или будут введены законы, правительственное регулирование. Вот такой был дан сигнал. И он тут же поставил все на место. Представители практически всей британской прессы, несмотря на сильную конкуренцию между ними, сели за стол и договорились о правилах, о том, как себя вести и что будет считаться нарушением профессиональных стандартов. Это хороший пример, которому нам давно пора следовать. У нас в 1999 году была создана Судебная палата по информационным спорам при Президенте РФ, никакой статус НКО здесь неприменим вообще, потому что не может быть НКО при президенте. Она была упразднена в 2000. Понятно, при каком президенте – видимо, за ненадобностью. Правда, это был не очень эффективный инструмент, не имевший перспективы, которая бывает у подобного рода институтов, представленных независимыми некоммерческими структурами. В 1998 году было создано Большое жюри при Союзе журналистов России, в принципе очень достойный институт. Но в конечном итоге деятельность Большого жюри вылилась в несколько другую функцию – оно стало в основном концентрироваться на разборах внутрицеховых жалоб, то есть когда журналист жалуется на редактора или одна газета жалуется на другую – такие вот внутрицеховые жалобы, не выходящие за рамки профессионального сообщества. Большое жюри до сих пор продолжает достаточно активно заниматься разрешением этих споров. Что касается споров внешних, то есть возникающих вовне прессы, они, несмотря на некоторую практику, не получили большого признания в самой индустрии. И, наконец, относительно недавно, в 2005 году, была создана Общественная коллегия по жалобам на прессу, я здесь тоже ее представляю, потому что являюсь зампредседателя одной из палат коллегии. Это целиком детище Михаила Александровича Федотова, бывшего министра печати, д.ю.н., профессора, автора первого нашего закона о СМИ, автора нынешних поправок к закону о СМИ, которые, правда, еще не приняты, но, надеюсь, будут приняты. Коллегия рассматривает, как правило, злоупотребления свободой слова со стороны прессы, связанные с публикациями, которые задевают честь и достоинство отдельных личностей или деловую репутацию компаний. Примерно 15% составляют жалобы, связанные с ситуациями, когда СМИ, опубликовав вызывающий спор или претензии материал, не дает истцу или жалобщику высказаться на своих страницах. Также рассматриваются всевозможные административно-финансовые споры и иски (их примерно четверть), связанные с освещением выборов и участием в информационных войнах и PR-кампаниях, направленных на отдельных участников выборов. Вот организационно-правовая база саморегулирования в этой сфере и три института, на разных этапах существовавшие: Палата по информационным спорам, Большое жюри и Общественная коллегия по жалобам на прессу. Палата – государственный орган, при президенте, Союз журналистов – это уставной орган отраслевого союза. Что касается Коллегии, то это внекорпоративная структура гражданского общества, она создана представителями 57 НКО. Практически все они имеют отношение к медиа: ассоциации рекламодателей, региональных и федеральных издателей, телевизионщиков, радийщиков, интернетчиков и т.д. Кроме того, туда вошли организации НКО в области судебной, религиозной деятельности, такие как Совет судей и др. Деятельность Коллегии регулируется уставом – его сами придумали и сами ему следуем. Работа ведется исключительно на общественных началах. Не знаю, относится это к НКО или нет, – вам виднее, но организация не имеет никакого юридического статуса, это просто общественное объединение, которое нигде не зарегистрировано. Что не очень хорошо, это то, что практически нет внешних источников финансирования и нет никакой возможности аккумулировать какие-то грантовые ресурсы для осуществления деятельности. Она осуществляется полностью на общественных началах. Насколько обязательны решения Коллегии? Только как некое моральное обязательство, которое имеет ценность в профессиональной среде. У нас, к сожалению, пока нет своего кодекса, которым бы все руководствовались. Шли большие споры по поводу того, нужен такой кодекс или нет. Сейчас склоняются все-таки к тому, что кодекс нужен, я тоже сторонник этой позиции. Именно на основе профессиональных правил поведения действуют практически все зарубежные аналогичные организации. Кроме того, на мой взгляд, для того чтобы добиться хоть какого-то общепринятого поведения в отрасли, участники отрасли должны хотя бы знать, о чем идет речь и что от них требуется. В данный момент мы руководствуемся Декларацией принципов поведения журналиста (это международный документ), Кодексом профессиональной этики и Хартией телерадиовещателей 1999 года и собственными представлениями о профессиональной этике и профессиональном долге. Согласно уставу решения публикуются на сайте и в профессиональных журналах. Важно отметить, что эта форма Общественной коллегии по жалобам на прессу фактически является альтернативой судебному спору, суду. Тот, кто обращается с жалобой на отдельное СМИ или группу СМИ, обязан подписать заявление о согласии принять любое решение Коллегии и в суд обращаться не будет. Это обязательное условие всей процедуры. Только при этом согласии Общественная коллегия принимает жалобу к рассмотрению. То же самое, кстати, требуется и от СМИ. Припоминаю единственный случай, когда Андрей Караулов не принял решение Коллегии и довел дело до суда. Мы его решение сочли непрофессиональным. Суд тоже отказал в иске. Во всех странах процедура разная, я не думаю, что нужно брать какую-то конкретную модель и ею руководствоваться. Но мне кажется, что в нашей ситуации, при абсолютной разнузданности прессы все-таки нужны инструменты профессионального принуждения. Например, в ряде стран есть такое понятие, как карточка журналиста. Она дает журналисту определенный статус, который освобождает его от уголовного преследования за клевету даже в том случае, если он совершил ошибку. Это особенно важно для расследовательской журналистики. Но если профессиональное сообщество решит, что журналист действовал заведомо непрофессионально или с корыстными целями, то тогда его лишат статуса и он превратится в обычного члена сообщества, который может быть подвержен любым преследованиям. Вы можете зайти на сайт Коллегии и ознакомиться с конкретными делами – там все открыто, там буквально чуть ли не стенограммы даются. А теперь о структуре Коллегии. Она состоит из двух палат – медиасообщества и медиа-аудитории, каждая включает по 25 человек. Обе палаты формируются из кандидатов от НКО. Медиасообщество – лица, имеющие прямое отношение к СМИ, медиа-аудитория – лица, не имеющие профессионального отношения к СМИ, а выступающие аудиторией этих СМИ. Если человек, принятый в палату, не участвует в течение года в ее заседаниях, его исключают. Такие исключения у нас уже состоялись, например, исключили Сеславинского – руководителя Федерального агентства по печати. Фактически это абсолютно независимая структура гражданского общества, которая осуществляет саморегулирование (мы говорим сорегулирование) в сфере массовой информации и опирается при этом на авторитет всех сформировавших ее организаций и избранных в ее состав лиц. И все это гарантирует независимость, объективность в суждениях и при принятии решений. Вот те обязательства, которые должны подписать участники слушания: исполнять решения, не использовать вынесенные решения для продолжения спора в судебном порядке. Эти решения не могут быть использованы для давления на суд, вроде «видите, что говорят профессионалы?». И самое главное, что побуждало к созданию подобной структуры, – желание создать альтернативу судебному разбирательству. Потому что когда государство начинает вмешиваться (а для нас, для СМИ, что суд, что государство – одно и то же), то ожидать справедливого решения очень трудно. Особенно прессе, которая считает себя независимой и ведет себе соответственно. В Коллегии, в отличие от суда, абсолютная безвозмездность, никаких платежей. Состав обеих палат предполагает неангажированность, открытость и публичность, которая достигается публикациями на сайте и в прессе. Практика показывает, что профессионалы понимают эти решения и соглашаются с ними. Не всегда согласны их исполнять (например, решение о том, что нужно опубликовать опровержение, не всегда выполняется), но они понимают, что с точки зрения профессиональных правил это даже не этика, а техника работы с материалом – проверка сфабрикованных фактов, техника написания интервью и того, надо заверять текст интервью или не надо и какова свобода интервьюера – это все прописано в такого рода кодексах. Ни Гражданский кодекс, ни Уголовный этого не предусматривают. Это правила, которые регламентируют, как надо вести себя журналистам, когда они освещают теракты, показывают людей, попавших в беду, находящихся в тяжелом состоянии в больнице, или детей. Такого рода процедуры есть в любых профессиях – у адвокатов, нотариусов, аудиторов, такие цеховые сообщества со своими регламентами, правилами поведения, несоблюдение которых ставит их вне сообщества. Какие у нас проблемы? Нет нормальной законодательной базы, хотя есть закон о саморегулировании, но он, по-моему, не работает. Нет материальной базы. Нет достаточно мощной публичной поддержки. Нет еще 100%-й корпоративной солидарности внутри самих СМИ, особенно среди тех, кто активно ведет себя в информационных войнах и считает, что зарабатывать СМИ должны и этим. И, соответственно, нет общественного консенсуса в вопросе о статусе и миссии СМИ и журналиста.

Александр Карпов:

Как вы отслеживаете исполнение решений, публикуются ли сведения об исполнении вашего решения на сайте, практикуется или может ли практиковаться такая мера, как исключение из членов сообщества, по отношению к тем СМИ, которые не исполнили решение? То есть в следующий раз, если они придут к вам со спорной ситуацией, вы не будете ее рассматривать?

Евгений Абов:

Отслеживает секретарь комиссии, она отвечает за это. Она сообщает председателям палат, что решение принято, а СМИ их не выполнило. Но таких случаев я не знаю. Как правило, решения выполнялись. Просто иногда они выполнялись с особым цинизмом. Вернемся к случаю с Карауловым. Нашему решению он посвятил отдельную программу и еще больше обидел тех людей, которые на него жаловались. И мы однозначно, по всем пунктам сказали о непрофессионализме Караулова. И вообще: а в нашей ли компетенции этот спор? Потому что все то, что делает Караулов, – это не журналистика. Это все, что угодно, только не журналистика, понимаете? На этом основании мы хотели вообще отказать в рассмотрении. Вы спросили, имеется ли возможность воздействовать. Теми приемами, что Вы назвали, нет, не имеется, у нас нет таких полномочий. Исключать из сообщества?

Александр Карпов:

Например, написать такую ремарку, что если СМИ не выполнило своих обязательств, то в следующий раз оно не сможет обратиться к вам.

Евгений Абов:

Нет. К нам же обычно обращаются не СМИ, а люди, которые, выступают против СМИ, поэтому так мы не можем поступать. Но я расскажу, почему у нас это не работает. Потому что в тех странах, которые были перечислены, совсем другая модель. Там обязательность исполнения решений подобных органов заложена в уставе издательских домов и в контракте, который журналист подписывает с издателем, с редактором. Если возникнет спор и журналист этот спор проиграет и тем самым будет нанесен ущерб компании, в том числе финансовый, то это может быть основанием для увольнения. У нас – нет. Я вам больше скажу, в других странах есть кодекс на национальном уровне, а есть внутренние правила, более жесткие, но составленные на основании национального кодекса.

Владимир:

Для меня это пример того, что дальше идти пока и не надо. Понятно, что хочется, чтобы правила выполнялись. Но мне кажется, доверие к таким организациям, как ваша Коллегия, выше, чем к государству, которое регулировало бы эту сферу законодательно.

Евгений Абов:

Вы знаете, какой был хороший эффект от этой деятельности? Дело в том, что до последнего времени на Коллегию не обращали особого внимания. Но вот один депутат–единоросс предложил ужесточить ответственность СМИ за клевету, привлекать к уголовной ответственности, закрывать и т.д. Медведев наложил вето, даже не вето – он сказал: хватит играть в эти игры, достаточно. И тогда заволновались медийное и гражданское сообщества. И это обсуждалось на заседании Комиссии Общественной палаты по СМИ. И там вспомнили, что есть такой регулятор, как Общественная коллегия. Мы были приглашены на заседание Комиссии, сделали презентацию, и Комиссия ОП решила, что это очень хороший опыт и его надо продвигать, и выдала грант. На средства этого гранта, когда речь идет о сложном иске, мы можем оплачивать экспертов, которые проводят расследование и выносят на суд палаты свое экспертное заключение.

Олег Казаков, директор Научно-исследовательской лаборатории некоммерческого сектора (ЛИНКС):
А не происходит ли во время принятия решения раскола в сообществе?

Евгений Абов:

Раскола быть не может. Вы можете посмотреть на сайте, как это устроено, как принимаются решения.

Олег Казаков:

Дело не в процедурах, а в решении, насколько оно единодушное?

Евгений Абов:

Решение принимается исключительно консенсусом. Для рассмотрения каждой жалобы создается подгруппа. И эта группа на 50% состоит из медиасообщества и на 50% – из медиа-аудитории.

Олег Казаков:

Вот вы говорите про судебную практику и практику Коллегии. Но ведь это совершенно разные предметы. Если я пришел к вам, то будет ли мне с чем пойти в суд? Потому что если нарушен закон, то должна работать прокуратура.

Евгений Абов:
Это вы должны сами для себя решить, если вы истец.

Олег Казаков:

Понимаете, это совершенно разные вещи. Одно дело – профессиональная этика, другое дело – закон.

Евгений Абов:

Тем, кто к нам обращается, не столько важно решение суда, сколько публичное признание их правоты. И чтобы СМИ, или редактор, или журналист исправили эту ошибку или хотя бы ее признали. Это скорее моральное удовлетворение. Те, кого интересует взыскание реальных средств, к нам не идут. Мы финансовые иски не принимаем.

Наталья Каминарская:

Вот эта полностью простроенная система «от» и «до» – для нас это особенно важно для разработки дальнейших шагов и работы с документами, которые касаются некоммерческого сектора.

Анна Севортьян:

Если можно, еще два слова. Я хотела бы обратить внимание на появившееся «сорегулирование», а не только «саморегулирование». Может быть, нам и над этим стоит подумать для нашего некоммерческого сообщества.

Наталья Каминарская:

Коллеги, я приглашаю следующего сегодняшнего докладчика – Елену Красникову, генерального директора консалтингового центра «Этика в бизнесе», имевшую непосредственное отношение к созданию этического комитета в ТПП, являвшуюся председателем комитета ТПП по вопросам регулирования предпринимательской деятельности.

Елена Красникова:

Я бы хотела поделиться своим опытом консалтинга в сфере деловой этики. Я всю жизнь работаю консультантом, в том числе в ТПП, с которой я сотрудничаю с 2000 года. Комитет по этике там был создан в 2000 или в 1999 году в рамках гранта. С ними я начала работать с 2001 года, консультирую ТПП и, в частности, деятельность этого комитета и объединения предпринимателей – членов ТПП. Я хотела рассказать о нескольких сюжетах, которые, возможно, вашему сообществу будут полезны. Я расскажу только о тех объединениях предпринимателей, с которыми лично работала, и об их практике. Вся эта информация есть на сайте в открытом доступе. Несколько слов о себе: окончила философский факультет, кафедра этики, с 3–4 курса специализировалась по прикладной этике. Занималась профессиональной этикой, прикладной, а с 2000 года – бизнес-этикой, то есть преподаю в школах бизнеса курс MBA и консультирую консалтинговые, производящие и бизнес-компании, работала с РУСАЛом, Роснефтью, Балтикой, Северсталью. Итак, как работает комитет в ТПП? Если коммерческие компании как-то унифицируются и со временем становятся друг на друга похожи, то в отдельных отраслях существует специфика, все зависит от человека, который этим занимается, от культуры организации, от культуры отрасли, от сложившейся практики. В ТПП мы работаем с руководителями отраслей, которые занимаются вопросами деловой культуры и деловой этики. Мы регулярно проводим круглые столы с целью поиска общего языка, обмена лучшей практикой, выработки понимания того, что считать этичным, каковы критерии этичности и неэтичности, как решать дилеммы. В бизнесе практически вся этическая проблематика, относящаяся к реализации кодексов, конфиденциальна. На сайте Ассоциации консультантов по подбору персонала (я попозже скажу об этом) размещен список прецедентов, но только для зарегистрированных пользователей. И поэтому такие встречи в ТПП очень полезны для обмена опытом специалистов, которые руководят комитетами по деловой этике территориальных торгово-промышленных палат или занимаются проблемами корпоративной этики, будучи представителями HR-подразделений в компании. Занимаемся также продвижением этических стандартов и адаптацией западного опыта к нашим условиям. Когда я первый раз приехала на трехнедельную стажировку в Министерство торговли США, я была просто потрясена тем, насколько понимание термина «деловая этика» в России отличается от его трактовки в Америке. Я даже какое-то время вообще не хотела этим заниматься, потому что там деловая этика ассоциируется со словом «безопасность», то есть этика как безопасность, этика как снижение рисков с вытекающими отсюда регламентами проведения расследований, составления банков сложных кейсов, досье на этические проблемы. Меня больше всего поразило, что специалисты, работающие в сфере деловой этики, – это очень часто представители службы безопасности, которые прошли психологические тренинги по хорошей, нормальной, эффективной коммуникации. А что у нас в России происходит? Когда в школах бизнеса предпринимателям рассказывают, как замечательны миссия, ценности в замечательных переводных учебниках, и они пытаются эту миссию внедрять, то тут начинаются культурные разрывы. Книг, в которых написано, как это делать, практически нет. Я принесла книгу «Руководство по управлению ответственным предприятием в развивающейся рыночной экономике». Это один из проектов, который мы сделали. Может быть, кто-то из вас ее читал, она есть в сети. Опыт, представленный в этой книге, исходит из недр российских филиалов американских компаний. В Руководстве рассказывается, как работать с деловой этикой в России, Азии и в Европе, как ее внедрять и продвигать. Местами текст очень сложный, местами это действительно работает. Это вот то, как работает комитет и то, как, скорее всего, он будет продолжать работать в качестве подкомитета. Теперь сюжеты, которые я хотела предложить вашему вниманию. Когда-то я работала с Российским союзом поставщиков металлопродукции. Это очень крупная организация, контролирующая 60% рынка. У них возникла потребность создать кодекс. Обратились в комитет по этике, мы им помогли, сейчас у них на сайте есть соглашение по правилам и стандартам деловой этики, обязательствам по их выполнению. И есть комиссия по этике, председатель которой часто присутствует на наших круглых столах по этике. Рекомендую вам обратить внимание на этот сайт, там очень тщательно и аккуратно прописаны положения и процедуры по профессиональной этике, фактически это очень мягкий вариант работы панели арбитров в РСПП. Потому что в Российском союзе поставщиков металлопродукции совершенно другая культура, достаточно дружественная, но какие-то элементы взяты из РСПП. Другой пример: Ассоциация консультантов по подбору персонала (АКПП), в которую входят 120–130 рекрутинговых агентств. У них есть комиссия по профессиональной этике, кодекс профессиональной этики. Работа комиссии по этике связана с разбором прецедентов, принятием новых членов. Посмотрите на план работы комиссии по этике и их моральный дух, что их вдохновляет. В каждой отрасли есть своя мотивация, свои правила игры. И еще один сюжет: Российский союз выставок и ярмарок. Я на их сайте консультант по профессиональной этике. У них есть кодекс профессиональной этики, который был создан с целью сбить уровень конкуренции в отрасли, упорядочить взаимоотношения между членами ассоциации, потому что там жесточайшая конкуренция. И они обратились к помощи ТПП для того, чтобы обеспечить себе внешних наблюдателей. У них самая большая проблема – когда новые компании начинают проводить выставки под уже устоявшемися брендами. Недавно я скачала статью из Интернета: старички с уже устоявшимися брендами ссылаются на положения кодекса, в котором говорится, что это неэтично, неправильно, когда в одном городе проводятся выставки с одними и теми же названиями, потому что это рушит целую отрасль. А вновь приходящие компании говорят, что нам ваш кодекс не указ и мы – за свободную конкуренцию, мы – за свободный рынок. В Интернете вы можете найти аргументы «за» и «против». И еще очень интересная информация. В недрах ТПП есть совет по этике франчайзинга, который создан до рождения документа. То есть документа нет. Есть международный кодекс этики франчайзинга. Но структура создана раньше с тем, чтобы отслеживать прецеденты, профессиональные искушения, нормы, правила, которые формируются, и выдвигать рекомендации, чтобы потом это оформить в некий реестр. Еще буквально два слова о территориальных ТПП. В некоторых регионах тоже есть комитеты по деловой культуре и этике. Работают на волонтерской основе, как и в ТПП РФ, и иногда проводят мероприятия по этике. Мы активно сотрудничаем с уральской ТПП, у них есть Комитет по деловой культуре. Интересно, как они понимают этику и деловую культуру: все то, что способствует бизнесу. Они слово «этика» вообще не употребляют. Свой план мероприятий они строят таким образом, чтобы максимально способствовать бизнесу, но этикой это не называют, чтобы не раздражать свое сообщество. Очень важный момент: поменьше употребляйте слово «этика». Лучше говорить «корпоративная культура», «деловая культура», «корпоративные стандарты», зная, что тут скрывается механизм добровольного саморегулирования или сорегулирования. Это совет методологов из Международного института бизнеса и этики в Лондоне. Я вам очень советую найти и почитать информационный бюллетень этого института. В институте работают очень сильные методологи.

Владимир Вайнер:

Я не читал ни одного кодекса этики бизнес-организации. Мой вопрос: существуют ли кодексы этики взаимодействия с местным сообществом?

Елена Красникова:

Да, обязательно.

Владимир Вайнер:
На территории, где строится завод… Насколько прописано и продумано взаимодействие по развитию местного сообщества, по взаимодействию с ним, по реализации программ и т.д.?

Елена Красникова:

Да, обязательно. И, кстати, консультанты для НКО из Всемирного банка советуют обязательно распространять свой кодекс среди заинтересованных сторон. И у нас на предпоследнем круглом столе были представители Coca-Cola и UPS, которые рассказывали, как у них организована работа этических чиновников, как работает весь отдел, как это модифицируется применительно к России, как они работают со стейкхолдерами и каким образом вовлекают заинтересованные стороны в обсуждение этических вопросов, тем самым повышая вес и стоимость бренда. Это когда этика работает на бизнес.

Владимир Вайнер:

Скажите, а где это можно посмотреть? У кого это есть и у кого нет из компаний? Нет реестра?

Елена Красникова:

Во-первых, я вас приглашаю на сайт ТПП – там начиная с 2003 года имеются различные выступления, ссылки, может быть вам что-то будет полезно. А теперь по существу: если создавать жесткий кодекс – он нашу волю и свободу сокращает и, соответственно, наша мотивация съеживается. Для европейских и азиатских стран больше подходит программа честности и добросовестности, так называемая программа интегрити. Когда нужно, чтобы сам человек принял решение, проникся ценностями, чтобы он процедурно правильно принимал решения. Есть программа комплайнс – когда корпоративная этика выступает на уровне закона, то есть это локальный документ, более жесткий кодекс. В России в филиалах американских компаний – синтез комплайнс с интегрити, то есть жесткий контроль с мягким регулированием, когда проводятся тренинговые сессии, когда сотрудники говорят, какие ценности им близки и их мнение учитывается. Российские компании часто не знают, куда им идти, и мы, консультанты, изучаем характер компании, решаем, что им больше подходит.

Вопрос из зала:

Почему нельзя слово «этика» применять?

Елена Красникова:

У многих слово «этика» ассоциируется с чем-то личным, религиозным, с личными моральными ценностями, о которых не принято говорить. И если мне кто-то скажет, что я должен, что я неэтичен... Кстати в одном из объединений предпринимателей была похожая ситуация, когда бизнесмены приняли кодекс жесткой этики и создали комиссию по этике. Я говорю: ребята, не выдержите вы удара, комиссия по этике. Представляете: вы будете давать моральную оценку вашим коллегам, которые вам же платят моральные взносы. Они говорят: выдержим. Через некоторое время встречаемся, и они говорят: вы были правы, у нас теперь наблюдательный совет. Они ушли от жесткости. То есть в сфере консалтинга, в сфере деловой этики мы подбираем эти понятия тонко, чтобы и дело делалось, и нас не возмущал сам язык этики, чтобы сама этика не была яблоком раздора. Чтобы она аккуратно работала как сильный инструмент. Вот это суть консультирования.

Олег Казаков:

Можно коротко рассказать про механизм воздействия? Каким образом наказывают нарушителей?

Елена Красникова:

Я повторяю, в разных компаниях разные корпоративные культуры.

Наталья Каминарская:

А в ассоциациях?

Елена Красникова:

В одной, то, что я знаю, мера воздействия – исключение, общественное порицание, то есть фактически это досудебное разбирательство, если это не профессиональный кодекс, не кодекс профессиональной этики. Владимир приводил классификацию кодексов, я бы хотела уточнить. Кодекс адвокатов мы рассматриваем и как индивидуальный, и как инстититуциональный? Это означает, что все сотрудники адвокатских контор должны действовать в соответствии с кодексом этики адвоката, который регулирует все сообщество. Я думаю, что в НКО, в вашей сфере тоже должен быть такой институционально-индивидуальный кодекс. У вас прописаны стандарты НКО для юридических лиц, то есть вы регулируете их моральность. Но, может быть, нужно дополнительное соглашение, которое подписывали бы руководители организаций или включить пункт о том, что эти требования распространяются и на физических лиц. Потому что иногда люди, только-только начинающие с этикой работать, не делают различия между юридическими и физическими лицами. Хотя у них разная моральная ответственность. Как мы можем морально осудить организацию? Мы можем ее морально простить. Поэтому лучше нюансы с языком учесть сразу.

Наталья Каминарская:

Я думаю, об этом мы поговорим подробно завтра, когда будем говорить и об НКО-координатах и, возможно, о регламентах для других типов организаций. Спасибо большое, Елена, за очень интересный рассказ и такой иной взгляд на то, что мы сегодня здесь обсуждаем. В завершение сегодняшнего дня мы хотели бы предложить открытый микрофон для выступлений и комментариев и по сегодняшнему дню, и по данной теме. У нас есть 15 минут на это. Уже записался Александр, который хотел бы выступить, потому что завтра не сможет с нами быть.

Анна Севортьян:

Очевидно, что мы уже переходим к НКО-тематике. Это следующий шаг в развитии нашей дискуссии.

Александр:

Я сегодня понял, что кодексы бывают разные. Нужно отдельно рассматривать корпоративные кодексы, которые скорее являются руководствами для персонала, в них есть механизмы... жесткости. Я только что завершил проект «Руководство по политике общественного участия» для крупной иностранной компании – у них это совсем другой документ. Есть кодексы-декларации. Но нам с вами интересны кодексы, методы и практики саморегулирования. Давайте поговорим об этом. Сегодня прозвучали совершенно фантастические примеры, мы все их оценили, назову один, не менее фантастический, о котором еще не говорилось. Коллеги, обратите внимание на Википедию, в которой существует сообщество, вырабатывающее правила, существуют арбитражные комитеты, арбитражная комиссия, аналогично этой палате рассматривающие спорные случаи. Я сталкивался недавно с таким примером – это потрясающе, полная самоорганизация гражданского общества. Я предлагаю рассмотреть кодексы с одной из возможных теоретических точек зрения – например, с точки зрения экономической теории игр, а также теорий, которые объясняют происхождение альтруизма и этическое поведение. Что касается условий, необходимых для того, чтобы кодексы работали, во-первых, необходимо сообщество. Если не будет сообщества, у которого есть четкая идентичность, ничего работать не будет. Я сразу скажу, я очень люблю НКО-координаты, но мне не нравится, что там написано, что это основные принципы деятельности НКО в России. Потому что НКО – это никакое не сообщество. Сообщество должно иметь четкую идентичность, неважно, как она называется, но она должна быть. И люди сообщества должны иметь возможность легко опознавать друг друга. Второе. Сферы, которые избыточно регулируются государством, не должны быть предметом саморегулирования. В этом отношении финансовая прозрачность НКО не должна быть предметом саморегулирования. С другой стороны, кодексы должны отражать некоторые важные для людей сущности. Не те, что к нам пришли откуда-то, что мы откуда-то скопировали. Этический кодекс с моей точки зрения должен содержать возможность оценивать поведение отдельной организации внутри этого сообщества, то есть она должна участвовать в этическом кодексе, проявлять альтруистическое поведение, не делать чего-то выгодного для себя, если это плохо для общего ресурса сообщества. То есть мы требуем от организаций, чтобы они не делали того, что выгодно для них, во имя общего блага. Но эта стратегия должна быть вознаграждена. Во-первых, экономическая теория показывает, что для того, чтобы такая стратегия вознаграждалась, она должна удовлетворять некоторым условиям. С одной стороны, она должна быть доброй – не отступать от правил, пока их соблюдают другие. Она должна быть мстительной – карать за нарушение правил исключением. Она должна быть прощающей, то есть обеспечивать возможность возврата к сотрудничеству. И она должна быть независимой, это индивидуальная стратегия организации. Организация должна принять на себя обязательства не пытаться наказать более успешных. Не завидовать, что у кого-то дела идут лучше. Что это значит с точки зрения кодекса? Вот если мы посмотрим на НКО-координаты, то увидим, что деятельность НКО основывается на самоуправлении. Там все правила – про деятельность моей организации, как я себя веду в своей деятельности. Но там нет правил «ты мне – я тебе», правил, которые касаются взаимодействия. Кодекс должен в более явном виде включать правила взаимодействия в сообществе тех, кто подписал данное соглашение, то, как мы ведем себя по отношению друг к другу. Ну и, конечно, кодексы без санкций не работают, но сообщество также должно защищать своих членов от попыток использовать против них самих добровольно взятые ими на себя обязательства. И этические комиссии, омбудсмены и др. должны работать не только на выявление ошибок, но и на то, чтобы защищать организацию от попыток злоупотребления правом другой стороной. Поясню свои слова. Мы консультируем граждан по вопросам, связанным с нарушением экологических прав. У нас есть адвокат, который защищает права граждан. Однажды он отказался вести дело, потому что с его точки зрения требования, которые предъявлял клиент, были несостоятельны. В ответ на это клиент попытался лишить его адвокатского статуса через адвокатскую палату. Ему это не удалось, но это прецедент. И последнее: кодексы смогут работать только в том случае, если члены группы смогут отличать своих от не своих. Мне очень приятно, что среди материалов есть проект этического кодекса добровольца, который разрабатывается на специальном сайте и позволяет каждому участвовать в редактировании текста.

Наталья Каминарская:

Спасибо, Александр. Мы с Анной хотели задать вопрос для обсуждения: каковы должны быть условия, чтобы документ, как бы он ни назывался, – кодекс, стандарты, принципы – рассматривался бы как этап саморегулирования. Первые наброски ответа на этот вопрос, который мы завтра будем обсуждать, мы сейчас получили.

Голос из зала:

Можно я одно слово еще скажу? Не нужно создавать документ, которого вы потом будете сами бояться. Такое очень часто случается. Делают разветвленный кодекс, которого все боятся, его запихивают подальше, не читают. Лучше уж вообще никакого кодекса не создавать.

Анна Севортьян:

Давайте мы выделим 5–6 минут для тех, кто хотел бы сейчас выступить немедленно, потому что понимает, что до завтра это все остынет, пройдет.

Борис Цирульников, исполнительный директор Городского благотворительного фонда "Фонд Тольятти":

При ТПП есть меркури-клуб... организация прожила три года, у них были разработаны этические нормы, и они решили написать кодекс. Когда написали, поняли, что очень многие аспекты действительно, как здесь сказано было, или пугают, или совершенно непонятны. И тогда мы решили все проиграть, как это все может быть, какое наказание. И начали некоторые аспекты проигрывать: а если вот так товарищ сказал, то так... а у нас такое-то сопротивления чему-то или кто-то дружит против кого-то, а как это можно проиграть? Проиграли – и половину повыбрасывали. Поняли, что это придуманное и в жизни произойти не может. И сейчас они хороший кодекс утверждают, я был одним из его разработчиков. Важно то, что он вывешивался на сайте ТПП, рассылался для обсуждения, все правили. И вопросы, которые могли в конечном итоге завести в тупик или никак не использоваться, просто были выброшены.

Голос из зала:

Нужно посмотреть те кейсы, которые можно было бы использовать для тех же НКО-координат. И должен быть все-таки какой-то сбор информации и понимание, каким должно быть не наказание, но, по крайней мере, общественное порицание, если организация не выполняет своих обязательств. Действительно, НКО-координаты – слишком общий документ, но мне кажется, что этический кодекс чрезвычайно важен для НКО, потому что рассматривает систему повышения доверия между организациями. Мы сейчас очень много говорим о повышении доверия к НКО со стороны доноров, государства. Но мы очень мало говорим о том, что в самом секторе нет доверия между организациями. И оно – доверие – основывается на результатах работы и на соблюдении этических стандартов. Мне кажется, это уже назрело – посмотреть, какие этические стандарты есть в секторе и как их соблюдать и как мы будем выявлять, что они не соблюдались.

Олег Казаков:

Что я извлек из сегодняшнего обсуждения? Мы пытаемся зайти вперед. Вот написали этот документ – он несколько лет пролежал. Уж на что развито медиасообщество, но и оно очень далеко от регулирования. Я как-то очень пессимистично начал относиться ко всему этому.

Голос из зала:

Напрасно. Есть другие сообщества – адвокатское, аудиторское, нотариальное – они-то как раз достаточно сильны.

Елена Тополева:
Как вы считаете, для того, чтобы сообщество взяло на себя такой этический или неэтический кодекс... предполагается определенный уровень взрослости, профессионализма, развитости?

Евгений Абов:

Первое и главное – большая беда нужна, толчок извне, когда деваться некуда. Во-вторых – сильная с точки зрения аппарата структура, кто-то должен быть драйвером, это дело нести. Или сообщество само должно таких людей определять и стимулировать их, или... У нас инициатором этого подхода был Федотов, секретарь Союза журналистов, но тогда он шел против Союза журналистов, так как шел против практики Большого жюри, которое сам же и создавал.

Барбара Уоллес:

То, что я слышу сегодня, – это как раз большое желание начать работу. Завтра я расскажу, как мы начинали, что сработало и что не сработало. И как мы начинали работать над различными пилотными программами для того, чтобы проверить, какие стандарты сработают, а какие – нет. И я надеюсь, что вы разработаете стандарты до той беды, того кризиса, который заставит вас это сделать.

Владимир:

Хочу вернуться к утверждению, что кодекс всегда формируется в неком сообществе. И когда нам говорят «стандарты деятельности НКО», я не очень понимаю, о чем речь. Я знаю этот сектор достаточно хорошо и вижу, по крайней мере, два разделенных между собой сообщества – получающих иностранные гранты и не получающих. Как минимум. Мне кажется, стоит поискать точки, значимые для всех НКО. Например, зоны взаимодействия с государством. Или зоны взаимодействия с клиентом. И искать стандарты и говорить о правилах и регуляциях в отдельных областях.

Александр Карпов:

Я бы сказал, что НКО-координаты – это, скорее, не координаты, а стандарты организаций гражданского общества. А у нас среди НКО есть еще организации не гражданского общества. Если мы это признаем, нам будет легче понимать, кто мы есть. И еще я считаю, что нужно рассматривать конкретные действа. Вот смотрите, коллеги, как это все работает. Наша организация – экологическая. Периодически по рассылке к нам приходят просьбы или информация, что кого-то арестовали в Таджикистане или Узбекистане и нужно написать письмо поддержки или что-нибудь подобное. И я должен часть временного ресурса и часть своей репутации отдать этой кампании. И я должен быть уверен в том, что этот человек не подведет мою репутацию. Понимаете, да?

Анна Севортьян:

Большое спасибо всем выступившим сегодня. Про НКО говорилось мало, были совсем другие тематические поля, цеха – мы хотели почерпнуть из них для себя какие-то работающие механизмы. Увидеть, как это бывает в других секторах. И нам часто говорили здесь, что для того, чтобы начинались процессы, связанные с саморегулированием, нужны либо сильная внешняя угроза, либо четкая коммерческая или иная мотивация. И зная, как неоднороден и сложен неправительственный сектор, возникает вопрос: какая мотивация главная для этого сектора? Это вопрос для обсуждения завтра. И таких вопросов очень много. Вот Володя спросил, на чем строится наше доверие сейчас? А я добавлю: кто является авторитетом в этом странно сконструированном сообществе, которое мы называем некоммерческим сектором? Какова действительно у нас мотивация к тому, чтобы выдвигать консолидированные позиции или мнения выдвигать по каким-то сложным вопросам? Или уж тем более договариваться о ценностях. В каких мы сейчас живем условиях? Мир вокруг нас способствует консолидации или разъединению? Вопросов у нас много.

Наталья Каминарская:

Я еще раз хочу поблагодарить наших выступающих. Коллеги, спасибо за участие в разговоре!

============================
20 ФЕВРАЛЯ 2009 ГОДА
============================

Анна Севортьян:

Мы смотрим на опыт других цехов в области разработки стандартов, и сегодня мы обсудим, как использовать зарубежный и российский опыт, который существует в других областях, в некоммерческом секторе России. И начинаем с иностранного опыта, с выступления Барбары Уоллес, которая приготовила для нас много материалов, в том числе принципы, стандарты – огромный 40-страничный документ.

Барбара Уоллес:

Доброе утро. Меня зовут Барбара Уоллес, я являюсь вице-президентом InterAction (США) и занимаюсь вопросами членства и стандартов. В документе, который я привезла вам (к сожалению, он есть только на английском языке), изложена миссия нашей компании, а также информация о стандартах и членстве. Сегодня я поделюсь с вами своим опытом работы в компании Interaction, где я занималась вопросами разработки стандартов. Помимо этого, я расскажу о своей работе в качестве руководителя одной из НКО – члена Interaction, во время которой я, естественно, имела дело с этими же стандартами, но уже с другой стороны. Конечно, взгляд руководителя и его позиция в отношении стандартов отличаются от того, как видятся и рассматриваются те же самые стандарты с точки зрения компании, в которой я сейчас работаю. Я думаю, некоторые из вас являются руководителями НКО и вы согласитесь, что иногда работа со стандартами и необходимость доказывать, что вы работаете в соответствии с ними, превращаются в большую головную боль. И для этого никогда не хватает времени. Потому что ваша работа заключается в достижении миссии вашей организации, а не в доказывании чего-либо. С другой стороны, работа со стандартами является надежным способом демонстрации подотчетности сообщества НКО. И степень соответствия стандартам влияет на уровень доверия к работе НКО со стороны различных организаций – доноров, государственных органов и общественности. Я расскажу о том, как мы разрабатывали стандарты и как проверяется, работаем ли мы в соответствии с этими стандартами. Interaction – это крупнейшая коалиция НКО, расположенных на территории США и занимающихся предоставлением гуманитарной помощи и долгосрочном развитием на международном уровне. Наша работа включает международную гуманитарную помощь, работу по вопросам защиты окружающей среды, этики и прав человека. В Interaction входят различные организации. Некоторые из них – очень крупные – располагают бюджетом в млрд долларов. В них работает более 12 тыс. человек, разбросанных по разным странам мира. У нас есть и небольшие организации с бюджетом менее 60 тыс. долларов, у которых нет штатного оплачиваемого персонала. Примерно треть членов Interaction – религиозные организации, остальные – светские. Около половины членов Interaction занимаются реализацией исключительно международных программ, то есть они не ведут работу в США, примерно четверть – осуществлением небольших программ на территории США. Организации – члены Interaction работают по всему миру, некоторые на 4–5 континентах, другие – только в одной стране. Сильно разнятся и виды деятельности, которую осуществляют члены нашей организации, и способы этой деятельности. В настоящее время члены Interaction занимаются благотворительностью, способствуют развитию, защищают окружающую среду, пропагандируют права человека и выступают за изменение общественной политики. Их можно условно разделить на три группы: одни реализуют благотворительные проекты и проекты по развитию на территории стран с развивающейся экономикой, другие предоставляют финансирование, техническую поддержку, помощь в управлении и повышении потенциала НКО и организаций местных сообществ в южном регионе, третьи осуществляют зарубежные программы, предлагают организациям северного и южного регионов свою помощь в виде материально-технического обеспечения и других услуг. В 2006 году затраты всех организаций – членов Interaction составили 8,7 млрд долларов США. В соответствии с отчетностью 92% от этой суммы были потрачены на реализацию программ в более чем 130 развивающихся странах. У вас может возникнуть вопрос, зачем я все это рассказываю? Только лишь потому, что вы тоже представляете разнообразную группу НКО, и в попытках создать какие-то стандарты вам встретятся те же трудности, что стояли и у нас на пути. И, конечно, возникает вопрос: почему и каким образом совершенно разным группам НКО удалось прийти к общему знаменателю, создать стандарты. Прежде всего потому, что члены нашей организации хотят заручиться доверием общественности в нашей стране. Так каковы же наши стандарты? Так называемые частные добровольные организационные стандарты (сокращенно PVO) представляют собой набор этических руководств, которые охватывают следующие области: управление, финансовая отчетность, привлечение денежных средств – фандрайзинг, отношения с общественностью, практика управления, человеческие ресурсы и программы оказания различных услуг. Эта работа началась в 1989 году на заседании исполнительного комитета совета директоров нашей организации. После этого стандарты были одобрены советом директоров и всеми членами нашей организации. Самое главное, эти добровольные стандарты востребованы членами Interaction и разработаны ими. Мы потратили на это более 10 лет. Стандарты помогают Interaction и ее членам заручиться доверием и защитить доверие общественности. Почему же разработка стандартов стала приоритетом для членов нашей организации, почему они потратили время на их разработку и предоставляют отчетность о соответствии своей деятельности этим стандартам? Прежде всего надо сказать, что Interaction была создана 25 лет назад как коалиция НКО в целях защиты интересов ее членов. В то время еще не было предпосылок и задумок создать крупное и мощное сообщество, в рамках которого появятся такие стандарты. Когда мы начали совместную работу по защите интересов нашего сообщества, мы стали делиться лучшим опытом, практикой, обсуждать операционные проблемы, которые возникают на нашем пути. Дело в том, что наши стандарты являются более жесткими, чем законодательство и требования, которые вытекают из наилучшей практики. Наши стандарты не высечены из камня, они эволюционируют и являются живым документом. В них постоянно вносились изменения для того, чтобы сделать их более актуальными для членов нашей организации. Еще один важный и ценный аспект нашей работы: мы разработали механизмы соответствия работы организации требованиям этих стандартов, то есть механизм комплайнс. Я сейчас остановлюсь вкратце на механизме комплайнс и том, как мы над ним работали. Первый уровень – базовый уровень отчетности: либо вы сами готовите отчет, либо другая организация готовит о вас отчет, и этот документ публикуется. Второй уровень заключается в том, что стандарты являются своего рода руководством к действию, то есть стандарты являются рекомендацией, при этом отсутствует механизм комплайнс. Третий уровень заключается в том, что руководитель организации подписывает документ – обязательство работать в соответствии со стандартами. Я вам расскажу свою историю, связанную с подписанием обязательства работать по стандартам. Когда я возглавляла организацию, являвшуюся членом Interaction, я каждый год была обязана подписывать документ о том, что мы ознакомились со стандартами и согласны с ними. А стандарты – это большой документ, 28 страниц. И я, значит, наискосок все это прочитала (я была уверена, что мы работали в соответствии с этими стандартами) и подписала. Когда разразился скандал и стали более тщательно изучать отчетность, когда Конгресс сказал, что надо более тщательно следить за работой НКО, оказалось, что недостаточно просто заявить, что мы являемся саморегулируемой организацией. Когда я говорю «мы», то подразумеваю не Interaction, а членов этой организации. И мы разработали требования к самосертификации в соответствии с комплайнс. В Interaction есть специальный комитет, который занимается вопросами подтверждения или сертифицирует комплайнс. Если какая-то организация работает не в соответствии с нашими стандартами, то ее членство может быть приостановлено. С членством в Interaction связан определенный статус, который свидетельствует о надежности организации, и если членство в Interaction приостановлено, то у такой организации возникают проблемы. В первый год, когда мы ввели процесс самосертификации, это означало, что каждая организация – член Interaction должна была тщательно прочесть каждый стандарт и написать, что она работает в соответствии с этим стандартом, и перечислить доказательства этого. Срок такой самооценки – конец 2006 года. Совет директоров все отодвигал дату подачи этого документа. Тем не менее, членство семи организаций было приостановлено. Прошлый год стал вторым годом обязательной работы в соответствии с нашими нормами и требованиями – и было приостановлено членство двух организаций. Следующий уровень, к которому мы стремимся, – оценка равных равными, то есть организации будут проверять друг друга в соответствии с требованиями. Но, конечно, самой серьезной проверкой комплайнса является внешняя проверка или внешняя сертификация. Нам понадобилось восемь лет, чтобы определиться с терминами, с определениями: что означает работа в соответствии со стандартами, что такое комплайнс. Сейчас я хотела бы кратко остановиться на стандартах. Первое, на чем я хотела бы остановить ваше внимание, – это базовая договоренность: каждый член организации обязуется соблюдать эти специфические принципы в отношении системы организационного управления, привлечения добровольцев, обеспечения поддержки со стороны частного сектора, сбора финансово-материальных средств, обслуживания программ. В наших стандартах есть несколько разделов. Первый, на котором я бы хотела остановиться, – это организационное управление, касающееся вопросов работы совета директоров (он должен быть независимым управляющим органом). Организационная добросовестность означает, что работать нужно честно. Мы разработали стандарты поведения, стандарты рассмотрения жалоб. Естественно, необходимо работать в соответствии с требованиями законодательства. Следующий раздел – финансы. Финансовая отчетность должна быть опубликована и быть доступна общественности. Необходимо сдерживать на минимальном уровне административные расходы, ограничить привлечение других средств и работать в рамках того бюджета, который был одобрен советом директоров. Следующий раздел – информационное взаимодействие с общественностью – члены организации должны быть нацелены на полное раскрытие информации о своей работе и давать о фандрайзинге достоверную информацию. То есть если вы привлекаете денежные средства на определенные цели, то именно на эти цели вы и должны их израсходовать. И вы не разглашаете фамилии доноров, если доноры об этом просят. Следующий раздел касается практики управления и человеческих ресурсов. Я хочу подчеркнуть: организация должна иметь ясные, четко определенные нормы и правила, политику. Мы не навязываем, какую именно. Это относится и ко всем нашим стандартам. Вы должны стремиться соблюдать гендерное равноправие, развивать разнообразие, поддерживать инвалидов. Мы ввели такие требования в связи с тем, что наши правила более строгие, чем требования законодательства. Прежде всего они основаны на наших принципах, на нашем видении и наших этических нормах. Следующий раздел касается стандартов по программам. То есть основной заботой членской организации является благосостояние лиц, затрагиваемых ее деятельностью. И в рамках этих стандартов мы опять видим некоторые подпункты, которые касаются гендерного равноправия, продвижения разнообразия и помощи или способствования найму и работе с инвалидами. Помимо этого, есть стандарты, связанные с особыми обстоятельствами, например, реагирование в катастрофических ситуациях, во время гражданских конфликтов и др. Последнее добавление – минимальные требования к производственной безопасности, то есть мы говорим о защите своих сотрудников. Есть пункты о спонсорстве детей, о просвещении общественности, пункт о праве принятия фармацевтических и медицинских ресурсов. К некоторым нашим членским организациям эти наши стандарты неприменимы. Естественно, если вы не спонсируете детей и не привлекаете для этого доноров, то эти стандарты к вам неприменимы, то есть применение стандартов варьируется от типа членской организации. У нас есть раздел о публичной политике и адвокации. Помимо 20 страниц, на которых изложены сами стандарты, есть еще руководство по трактовке и применению этих стандартов, документ по комплайнсу – большой документ, 28 страниц. Какова цель этого документа? Он призван обеспечить комплайнс. Описывается стандарт, в следующей колонке предлагаются варианты того, как вы можете доказать, что работаете в соответствии со стандартом, то есть некоторые индикаторы стандарта. А дальше в специальных клеточках вы ставите крестики: либо вы работаете в соответствии со стандартом, либо нет. Иногда оказывается, что вы работаете в соответствии с требованиями по процедурам, но у вас отсутствует политика. Если выясняется, что вы работаете не в соответствии со стандартами, то вы должны составить план работы, с тем, чтобы достичь этого на следующем этапе. И мы проводим мониторинг выполнения этого плана действий. В последней колонке вы перечисляете документы, которые, на ваш взгляд, являются доказательствами того, что вы работаете в соответствии со стандартами. То есть это такая достаточно большая работа. Надо признать, что когда вы проделали это упражнение первый раз, дальше уже легче – многие вещи в вашей работе остаются неизменными. Например, у нас есть требование по управлению организациями: совет директоров собирается по крайней мере два раза в год. Это записано в ваших нормативных документах, у вас есть протокол заседаний совета, и вы не обязаны предоставлять эти документы – вы просто пишете: в соответствии с нашими внутренними документами совет директоров собирается два раза в год. Когда я руководила организацией, это была одна из наиболее полезных вещей, которую я вынесла из взаимодействия с Interaction. Дело в том, что у меня совет директоров собирался не регулярно, а время от времени. И хотя существовали определенные сроки пребывания в совете директоров, мы никогда за этим не следили. И председатель совета директоров уже столько времени занимал эту должность, что уже, собственно, никто не помнил, когда он пришел и стал председателем совета. И я хотела ввести в своей организации замену членов совета директоров и начать работать более профессионально. Поскольку эти требования надо было выполнять, я могла оказать давление на членов совета директоров с тем, чтобы они работали в соответствии с этими требованиями.

Анна Севортьян:

Барбара, большое спасибо. Мне кажется, мы частично ответили на вопрос, который вчера задавался из аудитории: а как отследить? Мы познакомились с одной из моделей отслеживания соответствия стандартам. Пожалуйста, вопросы.

Владимир Балакирев:

Первый вопрос: у меня сложилось впечатление, что одной из причин – не единственной, но одной из причин, почему были созданы эти стандарты, было давление со стороны государства, поскольку эти организации работали с государственными финансами и международной помощью. Правильно ли я понял?

Барбара Уоллес:

Ну не очень важной причиной это было. Дело в том, что у правительства есть свои стандарты, в соответствии с которыми они должны работать, и они отличаются от наших стандартов. Наши организации, если они получают государственное финансирование, обязаны работать и в соответствии с государственными стандартами в любом случае. И наши стандарты значительно более обширны.

Владимир Балакирев:

Второй вопрос: нет ли внутри организации какого-то спонтанного движения, члены которого говорят, что полное выполнение этих стандартов может парализовать деятельность организаций?

Барбара Уоллес:

Прежде всего, у нас есть механизм подачи и рассмотрения жалоб – это важный момент. Прошлый год был вторым годом, когда работа в соответствии со стандартами стала обязательной. Мы будем проводить встречи с заинтересованными сторонами, обсуждать эти требования, смотреть, что необходимо изменить или упростить. Некоторые стандарты вообще повторяют друг друга. Помимо этого мы предоставляем техническую помощь, то есть обучение использованию этих стандартов – например, проводим специальные встречи, посвященные вопросам обеспечения безопасности своих сотрудников. И мы предоставляем помощь главным должностным лицам и административным сотрудникам по вопросам работы совета директоров и финансовой отчетности. Дело в том, что эти стандарты разрабатываются в рамках рабочих групп – они как раз рассматривают ситуации, для которых необходимо создать стандарты, например, для обеспечения безопасности сотрудников. И когда эта группа решает, что необходимо внести какой-то новый стандарт, она подает свое прошение в совет по стандартам. Если достигнута договоренность и с советом директоров, тогда в организации проводится собрание, на котором необходимо заручиться поддержкой и согласием всех членов. Но если даже один член организации подает жалобу и пишет о том, что стандарт не срабатывает или его трудно выполнять, то мы проводим встречу заинтересованных сторон для анализа ситуации. Один из элементов нашей политики заключается в том, чтобы не создавать слишком сложных стандартов. Мы не стремимся навязать организациям свое мнение о том, как они должны работать. Именно поэтому мы говорим, что вы обязаны иметь политику, но не конкретизируем, какую именно.

Игорь Честин, директор Всемирного фонда дикой природы (WWF) России:

Понятно, что следование стандартам – это дополнительная административная нагрузка, которая должна быть оправдана большими успехами в фандрайзинге или какими-то объективными показателями успеха: либо лучшими достижением миссии, либо привлечением большего количества средств по сравнению с организациями, не являющимися членами Interaction. Я объясню, почему я спрашиваю. Мои коллеги из Всемирного фонда дикой природы являются членами Interaction, но есть две крупные американские организации с большой международной программой, которые не являются ее членами, и последние несколько лет они гораздо успешнее в привлечении денег, в том числе правительственных, чем WWF.

Барбара Уоллес:

Да, но WWF только в прошлом году стал членом...

Игорь Честин:

Вопрос в том, как вы измеряете успех и измеряете ли вообще?

Барбара Уоллес:

У нас есть рабочие группы по различным видам оценки – они оценивают не только эффективность конкретных программ, но и результат, то есть какое воздействие вы оказываете на ту целевую группу, с которой работаете. Конечно, если вы привлекли больше денежных средств, это поможет вам провести определенную работу, но это не гарантирует, что вы достигнете тех целей, которые вы ставите в рамках своих программ. Большее количество денег не гарантирует успеха. Мы сейчас рассматриваем вопросы индикаторов эффективности работы в рамках Целей тысячелетия и другие стандарты для оценки успешности работы.

Ольга Чиненова, менеджер Форума Доноров (Москва):

Вы сказали, что на разработку стандартов ушло десять лет. Меня интересует первый этап, когда вы проводили первоначальные исследования. От чего именно вы отталкивались?

Барбара Уоллес:

Эта работа началась в 1989 году – именно тогда мы заявили, что нам нужны стандарты. Мы проводили очень много встреч в рамках небольших рабочих групп, а также собрания всех членов нашей организации. К 1992 году уже были разработаны и одобрены первые стандарты. Ну, а когда мы стали заниматься вопросом комплайнс – не просто подписание документа, а то, что мы согласны с этими стандартами, – мы запустили пилотную программу. 25 организаций-пионеров, выразивших желание поучаствовать в процессе, тестирования, опробовали эту программу. Потом 50 организаций стали пользоваться этими стандартами, позже эти стандарты стали обязательными для всех членов Interaction. Таким образом, когда я говорю, что нам на разработку этих стандартов потребовалось 10 лет, это, конечно, не значит, что первые стандарты появились только через 10 лет. Но было очень много споров, они продолжаются и сейчас. Например, рабочая группа по мониторингу и оценке хотела добавить еще 10 стандартов, связанных с этой сферой. Они написали подробное предложение, обосновали необходимость создания этих стандартов, написали сами стандарты и т.д. Прописали индикаторы комплайнса с этими стандартами и обратились к членам организации и комитету по стандартам, который является частью совета директоров. Им сказали: забудьте про это, слишком много работы, слишком много ограничений предусмотрено этими стандартами и, главное, никакой «добавленной стоимости» мы в них не видим. Мы каждый раз проходим через подобную процедуру для того, чтобы внести какие-либо изменения. Может быть эти 10 стандартов и будут когда-то приняты, но на это может понадобиться пять лет. И они будут приняты только в том случае, если большинство членов решат, что они необходимы. Я лично считаю, что некоторые из этих стандартов повторяют друг друга, а некоторые очень трудно понять. Я присоединилась к Interaction только в 2007 году, но в текущем году мы планируем провести полный пересмотр стандартов с целью их упрощения.

Светлана Михайлова, исполнительный директор Санкт-Петербургской региональной благотворительной общественной организации «Благотворительное общество «Невский Ангел», методист Центра добровольчества:

В 1991 году я училась в Америке. В ходе обучения мы получили в качестве примера документ, касающийся создания ассоциации Interaction. Правильно ли я понимаю, что ассоциация юридически была создана до принятия стандартов, а работа со стандартами стала деятельностью вот этого профессионального сообщества? Я могу подтвердить, что тогда документ стандартов был на трех листах.

Мария Черток, директор Российского представительства британского благотворительного фонда Charities Aid Foundation (CAF Россия):

Это действительно сложная история. И я понимаю, что добавленную стоимость эта история может иметь тогда, когда публика осведомлена, что есть такая организация – Interaction, у нее есть такие-то стандарты, и такие-то конкретные организации – ее члены. У вас есть отдельное направление, связанное с пиар, с продвижением, с промоушн?

Барбара Уоллес:

Да, у нас есть такой документ.

Мария Черток:

Нет, не документ, направление работы.

Барбара Уоллес:

Мне кажется, что мы не очень хорошо работаем в этом направлении. Я считаю, что это очень хороший и очень серьезный актив, который принадлежит нашим членам. Иногда я читаю статьи о том, что стандартов не существует. Все наши стандарты размещены на нашем веб-сайте, и в рамках небольшого сообщества они очень хорошо известны. Во всяком случае, СМИ знают, что у нас есть стандарты. Они об этом не говорят, но когда что-то случается в мире – катастрофы, несчастные случаи – тогда мы опрашиваем членов нашей организации, кто из них принимает участие в спасательных работах и оказывает помощь пострадавшим, а затем размещаем этот список на своем веб-сайте и рассылаем его в СМИ. И очень часто именно этот список появляется в New-York Times или на CNN, потому что они знают, что наша группа – надежная группа НКО. Это и представляет особую ценность для наших членов. Мы сейчас задумались о том, чтобы создать печать соответствия, потому что это визуальный индикатор работы в соответствии со стандартами. Но здесь надо проявить осторожность, потому что мы не сертифицируем факт работы в соответствии со стандартами, Interaction этого не делает, проводится самосертификация. Мы можем только сказать, что организация работает в соответствии со стандартами, но мы не сертифицируем этот факт. Сертифицированы те организации, которые занимаются спонсированием детей, потому что они приглашают сертифицированных аудиторов, которые проводят проверку на местах. Если кто-то обращается к нам и заявляет о том, что какая-то из входящих в Interaction организаций не соблюдает требования, мы проводим проверку или расследование и в любое время можем приостановить членство, если организация нарушает наши требования. Я понимаю, что перед вами сейчас стоит очень сложная задача – вы преодолеваете большие трудности в вашем сообществе. И я надеюсь, что информация, которую я вам предоставила, будет полезна.

Анна Севортьян:

Спасибо. Несколько слов о вопросах для обсуждения на нашей следующей секции, касающихся российского некоммерческого сообщества. Первое. Готовы ли мы участвовать в такого рода саморегулировании, не слишком ли рано это для нас? Вчера речь шла о том, что, может, и трогать пока ничего не надо, мы пока находимся на определенной стадии, на ней и останемся, должно пройти время. При этом документ, НКО-координаты, в жизни сектора уже появился. Второе – это условия, которые необходимы для развития механизмов саморегулирования в некоммерческом секторе. Александр Карпов вчера представил нам свое видение этой проблемы, там со многим можно спорить. Третий вопрос. Как, на ваш взгляд, то, что происходит сейчас – социальные и экономические процессы, – это мобилизует или блокирует механизмы саморегулирования в секторе? Четвертый вопрос. Какова мотивация НКО к участию в саморегулировании? И, наконец, каковы реалистичные и возможные сейчас форматы само- и сорегулирования в секторе? Вот такой у нас список вопросов.

Анна Севортьян:

Мы всем раздали предполагаемый проект рекомендаций, но это, как вы понимаете, очень беглый набросок. И прежде всего нас сейчас интересует дискуссия: ваши предложения, отклики, комментарии по этому спектру вопросов.

Барбара Уоллес:

Несмотря на то, что мы занимаемся разными видами деятельности, наш опыт все-таки говорит о том, что вместе мы сильнее, чем поодиночке. Если отвечать на первый вопрос – не слишком ли рано говорить об этом, то тут нужно определиться, чего мы можем достичь вместе. Только я бы хотела добавить, что в США НКО тоже очень сильно конкурируют друг с другом.

Светлана Михайлова:

Мы уже говорили в перерыве, что есть люди, которые по-разному оценивают своевременность саморегулирования российского третьего сектора. Я, например, как человек, который в этой сфере работает 20 лет, а это очень много для России, считаю, что возможность принятия таких документов, как НКО-координаты, есть. С моей точки зрения, подобные документы, которые касаются этических принципов, должны были быть приняты... Но мне кажется, что наиболее активному кругу НКО в 1990-е годы не хватило воли, уверенности и терпения, чтобы лидировать и добиться того, чтобы сектор пошел за ними и принял принципы действия, потому что мы к этому были готовы. Эти упущенные возможности повлияли на то, как сегодня происходят консолидация и взаимодействие. Безусловно, это повредило уровню взаимодействия, он мог бы быть выше. А что касается сегодняшнего дня – мне кажется, сегодня мы запаздываем. Подобных процессов много в смежных с нашей деятельностью областях – например, государственные учреждения принимают свои стандарты. Когда мы открывали дистанционное обучение по программе, которую ведет АСИ, Центр РНО, Фонд «Созидание», мы столкнулись с очень низким уровнем взаимодействия и знания друг друга и очень высоким уровнем скепсиса. Даже относительно повышения квалификации в сфере управления добровольцами возникали вопросы – а чему там, собственно, учить? К концу обучения 65 выпускников сотрудничают между собой, готовы принимать отраслевые документы, подобные стандартам, готовы взаимодействовать и видят преимущества взаимодействия, имеют множество разных предложений. То есть на практике появился плацдарм, с которого можно стартовать в профессиональную организацию...

Анна Севортьян:

Светлана, если фиксировать это как возможность или предложение, что бы вы нам предложили записать?

Светлана Михайлова:

Я вижу преимущества отраслевых стандартов. И считаю, что... можно я грубое слово скажу? Нечего сегодня мусолить этические принципы – это только будет раздражать общество. Об этом надо было говорить, когда мы начинали, а не через 20 лет, когда общество уже знакомо с провалами, профанацией, отсидками в тюрьмах руководителей благотворительных организаций. Это несвоевременно.

Борис Цирульников:

Назовите, пожалуйста, две нормы, которые подходят одной группе организаций, но не подходят другой? Чтоб понимать смысл словосочетания «межотраслевые стандарты»...

Светлана Михайлова:

Я как раз не говорю о том, что они обязательно должны быть разными. Просто специфика, профессиональные подходы и сами действия в разных отраслях разные. Мы можем в общем документе сказать: как хорошо и как нужно работать с добровольцами. Но для тех организаций, которые развивают добровольчество, этих слов мало. Для них это не стандарты.

Борис Цирульников:

Вы вспомнили про 90-е годы… На самом деле ведь тогда средств на благотворительность, на развитие некоммерческого сектора в России не было. Западные фонды, которые пришли тогда в нашу страну, выдавали нам гранты и заставляли работать, выдвигали и определенные стандарты. Этим стандартам, стандартам фонда Сороса, Евразии, USAID, соответствовала целая сеть некоммерческих организаций. И мы учились – мы не умели делать то, мы не умели делать это, но нас научили. Многие стандарты мы адаптировали, и сегодня они у нас есть. Тогда же родились и сети – Южный ресурсный центр и т.д., и внутри них тоже вырабатывались какие-то стандарты, сегодня они тоже существуют. Поэтому когда мы сегодня обсуждаем, рано или не слишком рано нам работать над стандартами, – уже не рано, уже давно все это есть. Просто надо взять то хорошее, что уже существует, но не в отдельных группах. Потому что я все время спрашиваю: чем отличаются стандарты, нормы и этические кодексы юристов, поддерживающих детей, ветеранов, больных, – чем они отличаются?

Светлана Михайлова:

Я говорила не об этом, а о практических деловых стандартах деятельности.

Борис Цирульников:

Да и практические деловые стандарты не будут отличаться. Еще раз: отвечая на первый вопрос о том, что рано или нет нам заниматься саморегулированием, я думаю что сейчас самое время для такой работы. Самое важное сегодня – это отобрать лучшее из того, что существует, и начать это применять.

Светлана Михайлова:

Мне кажется, если мы все соберем и сделаем общий свод стандартов на всю страну, то это будет очень большая и в основном проделанная впустую работа. Стандарты работают потому, что в их формировании и применении участвуют те организации, которым это нужно. Единый общий стандарт, большой и для всех, работать не будет. Есть отраслевые стандарты, есть стандарты, созданные с учетом определенных организационно-правовых форм – много есть отличий. Формальный единый стандарт «на всех», по моему мнению, работать не будет.

Наталья Каминарская:

Я просто напоминаю, что у нас есть НКО-координаты – попытка сформулировать принципы, не стандарты, а именно принципы для очень широкого пула организаций. Пока я зафиксировала то, что сказал Борис: необходимо собрать имеющиеся стандарты, систематизировать их, сделать открытыми, предложить к использованию. Кто может, тот и использует…

Елена Тополева, директор Автономной некоммерческой организации "Агентство социальной информации":

Мне кажется, что мы путаем этические и профессиональные стандарты деятельности. Когда мы задумывали эту секцию, мы хотели говорить именно об этических кодексах. Профессиональные стандарты – вы больше о них говорили, на мой взгляд, – это нечто другое. Это, например, профессиональный стандарт врача: мой руки перед операцией, после операции и т.д. Этические и профессиональные стандарты – это все-таки разные вещи.

Владимир Римский, заведующий отделом социологии фонда "ИНДЕМ":

Я прошу учитывать – я не представляю организацию, а присутствую здесь «в личном качестве». ИНДЕМ – это исследовательская организация, и мы никак не можем найти контакт с юристами. Вот к примеру, я провожу исследование коррупции, спрашиваю человека, что такое коррупция, в чем он участвовал, что делал... И если он мне рассказывает, то я в соответствии с нашим Уголовным кодексом должен пойти и донести на него в соответствующие органы. Естественно, я никогда этого не делаю. И он, и я являемся уголовными преступниками. Я считаю, что я прав – это наши этические нормы, мы их соблюдаем, и не только мы, но и многие другие исследовательские организации. У врачей есть этические нормы, и там тоже есть много вопросов – например, сообщать ли человеку, который безнадежно болен, что он безнадежно болен. В Америке всегда сообщают, а у нас думают. У нас этих стандартов нет, нет такой нормы, что обязательно нужно сообщать, не определено, кому сообщать и что и т.д. Я бы тоже поддержал стандарты, только не отраслевые, а по сферам деятельности. Пока-то у нас и отраслей нет, если вдуматься. И это самое главное с исследовательской позиции. Кстати, обратите внимание, НКО давно существуют, а Interaction стал этим только лет десять назад заниматься. Так что говорить о том, поздно или рано это для нас, нет смысла – когда стандарт нужен, тогда и надо делать. Но вот в чем проблема: у нас нет социальных институтов. Ни одного. Потому что социальный институт – это организации, нормы, наконец, средства, чтобы заставить соблюдать эти нормы. Каждый из нас считает, что он может нарушить любую норму, и это нормальная ситуация для нашего общества. Мы готовы говорить о духовности, о том, что нужно соблюдать этичность... Но вот в реальности... Ваш ребенок будет поступать в вуз – как вы будете поступать? По закону? Почти никто не поступает. Вот, например, нужно проехать по Москве – известно, что это полоса резервная... резервная, нельзя на нее заезжать, но все едут. В Великобритании, например, на многих улицах можно ехать только по крайнему правому ряду. Если ты едешь дальше него, значит, ты едешь намного быстрее, чем все остальные. В результате всегда легко развернуться, из первого ряда всегда можно проехать и т.д. Давайте попробуем ввести это правило у нас – что будет? Ничего не будет. То же самое в некоммерческой деятельности. И последний мой тезис. К сожалению, получилось так, что нам еще очень трудно мыслить вне государства. Посмотрите внимательно – наше сегодняшнее собрание наше и разговоры о том, что нужны были НКО-координаты... О чем речь шла? О том, что государство заинтересовалось НКО и стало вводить свое регулирование. И вот тут и третий сектор стал говорить, что с регулированием он опоздал... Не в том дело, что опоздали, а в том, что само неинституционализированное, неформализованное сообщество с трудом осознает себя как сообщество. Вот в чем главная беда, на мой взгляд. Поэтому я бы вообще эту работу начал с обсуждения общих целей и ценностей, которые сообщество готово совместно отстаивать. Мне кажется, что до тех пор, пока это не появится, никакой этический кодекс работать не будет. Потому что непонятно, к чему его применять. Кодексы разные, они всегда предназначены для какой-то своей цели, а какая у нас цель? Чего мы добиваемся? Поясню. У нас есть государство, у нас есть некие полугосударственные структуры и очень активные граждане... Они пытаются выработать некие рекомендации для органов власти о том, как надо регулировать НКО. Я не участвовал в этой деятельности, я пытался несколько раз узнать, что они предлагают. Результат всегда один и тот же: мы предлагаем то, что поймет чиновник. Но это же не будет работать? А по-другому нельзя, нам же нужно какое-то решение, и мы предлагаем то решение, которое поймет чиновник. Вот это гибельно, потому что в этой ситуации любое нормативное регулирование будет в интересах государства. Всегда. Я не против государства, по современным теориям, гражданское общество и государство должны быть партнерами. Конфронтация ни к чему никогда не приводит. Но партнеры-то со своими целями и интересами. А поскольку у нас цели не выработаны, сильный партнер – государство – подавляет слабого. И какой может быть этический кодекс, как его можно соблюдать? А что будет, если там какая-то норма противоречит норме закона? А если они не противоречат – какой смысл в отдельном кодексе? Значит, все равно придется подчиняться закону. Вот в этой дилемме нам надо как-то найти свое место.

Борис Цирульников:

Если я вижу, что кто-то нарушил правила, нужно подъехать к постовому, сказать, что такой-то сейчас нарушил правила, догоните его? Я правильно понимаю?

Владимир Римский:

Я думаю, что об этом надо как-то договариваться.

Борис Цирульников:

Я об этом же: этическая норма – это не обязательное регулирование, это – как договорились.

Владимир Римский:

Нет, извините. Она уже обязательная. Вот очень простой пример: пересеките на своей машине границу между Ленинградской областью и Финляндией и попробуйте поездить там. Через первых же 15–20 минут будете ездить так, как ездят финны. Почему? Вы ведь даже не знаете никаких правил. Но вас сама ситуация вынудит соблюдать все правила.

Борис Цирульников:

Другая ментальность.

Владимир Римский:

Какая ментальность? Что такое ментальность? Абсолютно такие же люди. Они договорились между собой – и они строго соблюдают эти правила. Еще раз повторяю: правила соблюдают не потому, что за это бешеный штраф, а потому, что они нормальные люди, они с детства учат своих детей и наблюдают за всеми и действительно иногда сообщают, что кто-то неправильно припарковался. Это их жизнь, их сообщество. У них есть какая-то цель, и они все вместе пытаются ее реализовать. А пока у нас нет цели, что мы будем делать?

Елена Тополева:

Пояснение по терминам. Кодексы бывают разными. Это кредо, путь компании, некий локальный нормативный акт. Это ваше право – создать для себя тот документ, который вы хотите. Второе. Если я морально готова и обязуюсь соблюдать закон, я вношу в этический кодекс это свое моральное обязательство строго соблюдать закон. Так делают все компании...

Владимир Римский:

А зачем это вносить в этический кодекс? Вы имеете право не соблюдать закон?

Елена Тополева:

В законе есть нечеткие формулировки...

Владимир Римский:

Что вы собираетесь соблюдать? Что вы подразумеваете, когда говорите соблюдать закон?

Елена Тополева:

Это комплайнс...

Владимир Римский:

Комплайнс – это совсем другое.ъ

Елена Тополева:

Это разное…

Анна Севортьян:

Обе теории имеют право на жизнь – и соблюдение буквы закона, и соблюдение его духа... Когда разрабатывались НКО-координаты, у нас была точно такая же дискуссия, потому что существуют две непримиримые группы. Одна говорит, что есть несправедливые законы и мы оставляем за собой право следовать именно духу, правам человека и т.д., вторая говорит – нет, если мы не будем соблюдать законы, то чего мы от других хотим, мы должны соблюдать то, что написано.

Владимир Римский:

По поводу того, что, кажется, стоит делать. Если говорить о том, что это такое, мне кажется, что это заявление о ценностях тех людей, которые создавали данную организацию. Можно оставить его в таком виде и дальше ничего с ним не делать? Можно. А можно его продвигать, люди будут подписываться, будут задавать вопросы о том, как его реализовывать. Можно сохранить в таком виде и считать, что это некие ценности, которым должны следовать НКО, их подписавшие. Вопрос: можно ли как-то проверять, следуют или нет? Можно, если создать некий орган, который будет разбираться в сложных ситуациях и конфликтах. Это может быть механизм комплайнс или как хотите называйте – механизм исполнения данного вида документа. Далее. В каком направлении и кто будет развивать эти ценности? Должна быть группа лиц, которые видят в этом смысл, которые начнут работать. Пример – то, что сделал В. Вайнер с фандрайзингом: была группа профессионалов, которым это было интересно. Наконец, мне кажется, что всему сообществу было бы интересно попробовать собрать мнения о тех проблемах, с которыми сталкиваются НКО и которые мешают развитию сектора. Это могло бы вовлечь многие организации в доработку или в дальнейшую проработку этических документов. Я могу предложить две общие темы. Первая – взаимодействие с властями. Взаимоотношения вообще: как строить, что можно, что нельзя, какие правила. Я бы предложил даже подумать о том, на каких условиях должно осуществляться государственное финансирование и т.д. Вторая тема – это профессионализация деятельности. Да, еще одна вещь. Я вижу возможность создания стандарта, аналогичного американскому, для всего сектора. Среди принципов НКО-координат, мне кажется, знаете чего нет? Того, что мы поддерживаем принцип, в соответствии с которым человек сам может анализировать проблемы, имеющиеся в обществе, и предлагать способы их решения. Этого здесь нет. Есть общественная польза, свобода деятельности... Вот свободу деятельности и нужно раскрыть подробнее – что люди в обществе имеют право – многие этого не понимают. Говорят: зачем вы предлагаете такой принцип работы с сиротами? Ведь у нас есть государственные нормы. Я считаю, имеют право – это смысл для всех. И сейчас должна организоваться какая-то группа, которая сможет в Интернете, на сайте сделать следующий шаг.

Наталья Каминарская:

Спасибо за предложение. Мы надеялись найти этих людей и на этой секции в том числе.

Владимир Вайнер:

Я бы тоже поддержал это обсуждение – какие есть проблемы, но не только у НКО, а у общества, государства – самые разные проблемы – и как бы мы с нашими принципами и ценностями стали бы их решать. Вот отсюда, мне кажется, и могут появиться этические нормы. Сразу станет ясно, ради чего мы это делаем, что мы отстаиваем. И вот еще какое замечание. Наше государство, к сожалению, правда, не явно, но препятствует обсуждению проблем гражданами. Кризис – вот пример. Сначала у нас кризиса не было, потом у нас были отдельные проблемы, навязанные Западом, и т.д. Это пиар-кампания. Если кто-то попытается получить реальную информацию о деятельности государственной власти, какое-то свое предложение куда-то отправить, что ему скажут? У нас есть партии, вот эти партии все и обсуждают. А как они обсуждают, давайте поинтересуемся? У них все закрыто. И они не склонны ничего рассказывать. И если мы это фиксируем в НКО-координатах, то мы прямо перечим нашему российскому законодательству, потому что оно требует, чтобы мы этим не занимались.

Голос из зала:

У меня другая позиция, я считаю, что кодекс – это внутренний документ для той группы, которая его принимает. Когда говорят о взаимоотношениях с государством... НКО приходится взаимодействовать с государством. Но я бы не хотел, обсуждая кодекс, говорить о том, какое государство плохое. Я бы хотел говорить о том, как мне с ним взаимодействовать. Что считать хорошим, а что плохим – исключительно внутреннее дело.

Елена Малицкая, президент Межрегионального общественного фонда «Сибирский центр поддержки общественных инициатив» (Новосибирск):

Для меня создание НКО-координат или этических кодексов, стандартов поведения – это повышение профессионализма сектора. За последнее время выросло количество тех НКО, которые не учились, как мы в 90-е годы, создавать собственные принципы работы организации, свои процедуры, свои подходы. Сейчас с ними бывают огромные сложности. Потому что они как раз соблюдают внешний закон, но фактически не пользуются тем моральным или этическим кодексом, который должен быть в нашем сообществе. В конце концов кодексу будут подчиняться только те, кто захочет это сделать, кто будет для себя задавать более высокие стандарты своей деятельности и стремиться к общественной пользе. При продвижении НКО-координат мы столкнулись с таким мнением: ну они такие общие, ну, мы их подпишем, а если кто-то не будет их соблюдать, как мы узнаем? И еще было мнение, что в этом процессе все-таки участвовало довольно мало организаций. А ведь чем больше обсуждений, тем больше возникает согласованных позиций, от которых можно потом идти дальше. Поэтому, мне кажется, сейчас это крайне необходимо поднимать проблемы доверия, прозрачности, создания кодексов. Нужно вовлекать как можно большее количество организаций в этот процесс и создавать механизм, который бы позволил определить, кто соблюдает нормы, а кто нет.

Владимир Римский:

Это сразу надо делать. Если есть норма, надо придумать, как ее проверять. А если нельзя проверить, то лучше и не писать.

Барбара Уоллес:

Я хотела бы определить два понятия, которые, возможно, вам помогут. Закон предусматривает минимальные требования к участникам определенного вида деятельности. Но, к сожалению, это не означает, что все и всегда соблюдают законы. А этический кодекс – это своего рода уровень, к которому мы стремимся. Когда мы вырабатываем наши стандарты, в некоторых есть такая формулировка: организациям следует делать то-то и то-то. В других стандартах другая формулировка: организации обязаны делать то-то и то-то. Как правило, когда мы видим формулировку «организации обязаны», то это относится к правовым нормам. Может быть, это вам поможет провести разграничения.

Александр:

Для правозащитника, например, основным условием взаимодействия с властью является независимость – не раздельность, но независимость. А для многих НКО, работающих в сфере благотворительности или социальной защиты это не проблема. Должны ли быть тут единые нормы или нет? Должны быть выработаны какие-то неписаные моральные принципы, без которых нельзя. Вот чего, мне кажется, нам не хватает: истории успеха, своих героев. Нет у нас своих героев.

Голос из зала:

Они есть, о них просто не знают.

Александр:

Вот и я об этом же. И те, кто приходит в сектор сейчас, должны знать, что есть люди, которые совершили подвиги. Заметьте: худо-бедно сообщество вроде бы есть, но у него нет ни героев, ни истории. И вот когда вырабатываются такие непереступаемые нормы, тогда возникают и технологии. Они становятся базой того, как мы должны действовать в каждой конкретной ситуации. А каждая конкретная ситуация – это каждый день. И надо иметь эти моральные принципы, чтобы самостоятельно принять решение. Не начальник, не лидер организации, а ты сам должен принимать решение. Вот, смотрите, возник осетино-грузинский конфликт – и что творилось с нашим обществом? Или поддержка полная, всей душой, или полное неприятие… Я, например, среди тех, кто не принимал. Но мне кажется, что мое неприятие идет из каких-то 70-х годов прошлого века, я не могу это сформулировать, я даже не могу это назвать, это в биологии уже.

Владимир Вайнер:

Мне кажется, нельзя избегать неудобных историй. Если мы говорим о кодексе, то это очень серьезная помощь в разрешении таких неудобных историй.

Светлана Михайлова:

Я бы хотела понять, кто будет определять соответствие? В примере, который приводила Барбара, это сообщество, которое договорилось. А в России? Среди подписантов этого документа есть как минимум три организации, которые в прошлом году на Весенней неделе добра нарушили пункт «принципы ответственности». Кто должен сказать этим организациям, подписавшим этот документ, что они его нарушили?

Анна Севортьян:

Этот вопрос у нас изначально включен в повестку дня – собственно, а судьи кто? В процессе разработки любого документа, когда ты думаешь, что с ним дальше делать, если это будет применяться, это очень большая ответственность – что-то формировать и формулировать. Может быть, поэтому у нас и возникла пока только декларация? И сейчас мы обсуждаем, можно ли пойти дальше этой декларации, потому что у нас есть инициатор этого процесса – Агентство социальной информации, организатор нынешней конференции.

Елена Тополева:

Я бы хотела пояснить, что такое НКО-координаты, какова была идея их создания. Хочу подчеркнуть: это не АСИ создавало этот документ, а группа организаций. И хотя здесь прозвучало мнение, что, может быть, недостаточно много НКО участвовало в этом процессе, но если посчитать, сколько их было по всей России, то получается очень внушительная цифра. Но мы-то как раз видели этот документ как базовый, на котором потом можно строить отраслевые кодексы, или общие, но более детализированные по каким-то аспектам деятельности НКО. И мне бы очень хотелось услышать ваше мнение: а в какую сторону строить? Или, может, и не надо пока строить? Но, похоже, все-таки надо. В какую сторону тогда двигаться, кому и как? А что касается механизма самоконтроля, то мне кажется, вчера нам об этом прекрасно рассказал Евгений Абов. Во всяком случае, тут контролирующей организацией не может быть ни АСИ, ни какая-то другая единственная организация. Это должен быть коллегиальный, абсолютно прозрачный действующий орган, в который можно было бы пожаловаться, например, на НКО, как в случае с Неделей добра, что организация не следует НКО-координатам. А может быть, и просто пожаловаться. Этот коллегиальный орган, как некий третейский суд, может выносить решения. Возможно, это могло бы хоть как-то защищать НКО от репрессивных структур – тех же налоговых органов. Ведь если этот коллегиальный орган вынесет свое решение о том, что на самом деле такая-то организация работает профессионально, что она соблюдает этические стандарты, что она следует своей миссии, это может повлиять на государство в том случае, если оно репрессивно относится к этой организации. Возможны всякие варианты. Вопрос в том, к чему мы готовы на данном этапе.

Анна Севортьян:

Тем более, что мы знаем, что сейчас властью образовано много органов и структур по взаимодействию, и совершенно не исключено, что потом появится и какой-то человек, к которому будут обращаться с жалобами на НКО. Мы слишком хорошо знаем, что может случиться в России. Поэтому, возможно, нам нужна некая предупредительная стратегия.

Барбара Уоллес:

Я хотела сказать буквально несколько слов о комплайнсе и остановиться на том, как создавать доверие между НКО. Если НКО не выполняет требования, то в нашем сообществе мы не объявляем эту информацию публично и никаких «черных списков» не создаем. А что же мы делаем? Мы оказываем поддержку провинившейся организации, чтобы она могла работать в соответствии с требованиями стандартов. Если же она не хочет работать по стандартам, то она просто не может быть членом нашей организации.

Елена Тополева:

Я предлагаю создать три документа. Один документ для того, чтобы сообщество реально объединилось. Реально объединиться можно перед лицом внешнего врага – некая декларация социальной ответственности нашего сектора. Когда я прочитала НКО-координаты, у меня возникла каша в голове, потому что там перемешаны три реальности: социальная ответственность, узкопрофессиональные интересы и некие более операционные положения. Мне кажется, для того, чтобы отношения в сообществе продвинуть в сторону консолидации, нужно принять некий консолидирующий документ о социальной ответственности, частично взяв что-то из НКО-координат. Другой документ – узкопрофессиональный, то, о чем говорили, стандарты. На сайте гильдии риелторов есть кодекс этики и профессиональные стандарты и практики. Советую, посмотрите. И банк ситуаций, кейсов. Эти три документа помогут нам двигаться вперед. Следует создать три рабочие группы: одна может работать над социальной ответственностью, другая – над кейсами и третья – над профессиональной спецификой, институциональной, не эмоциональной, а юридической спецификой организаций – здесь и отношения с государством, и отношения с сообществом, и вопросы доверия.

Анна Севортьян:

Это могут быть три уровня одного документа…

Алексей:

Уже высказана мысль о том, что прежде чем требовать доверия общества к НКО, нужно сначала внутри сообщества найти формы и способы доверия. Мне кажется, есть то, что может создать эти доверительные отношения. Вот я представляю конвенцию, которую мы заключаем, о защите друг друга. Именно защите. Защите от уголовщины, от произвола чиновников и т.д. Вполне конкретный документ, который объясняет нам, как действовать сообществу, если делу организации уничтожает чиновник. Это может сблизить нас всех.

Анна Севортьян:

Нужно договориться о защите друг друга в сложной ситуации – я так это зафиксировала.

Владимир Вайнер:

Первое. Вчера Александр Карпов рекомендовал инструмент, который, на мой взгляд, может реально использовать любая организация, – это инструмент Википедии. Не саму Википедию, а открытый код этого движка. Он позволяет инициировать документы, положить туда НКО-координаты и дальше уже совместно их наращивать, создавать новые по сферам деятельности и пр. Второе. Ориентироваться на проблемы и потребности общества стоит, в том числе, с точки зрения того, что и государство, и общественные организации инициируют сейчас создание нашумевших «Нравственного кодекса петербуржца», «Хартии новосибирца», «Этического кодекса анапчанина» и т.д. Сейчас в обществе, которое кристаллизуется в разных форматах в НКО, тоже идет некое движение. Где-то оно инициируется городскими сумасшедшими, где-то властью, а где-то – общественными организациями. Надо учесть этот общий тренд и посмотреть, что делают в разных регионах, отслеживать это общественное движение. Третье. Есть кодекс, и действительно есть ощущение, что какая-то одна общественная организация говорит: подпишите его. А то, что его много НКО обсуждали и много НКО участвовали в его создании, - об этом уже никто не знает, эта информация осталась только в памяти инициатором. Поэтому, может быть, нужно как-то фиксировать все те организации, которые участвовали в разработке этого документа. Тогда будет ясно, что это документ один из трех-четырех, что его действительно создавали, например, сто организаций, которые считают его правильным. Разговор о консолидации всего сектора невозможен. Можно объединить две, три организации, хорошо, если 200 или 300, – как, собственно, это и происходит, судя по западным примерам. Там же не все 1,5 млн американских НКО объединились, а совершенно конкретное количество. И это их свод правил. Собственно, и здесь надо исходить из этого. Объединились три организации – замечательно, к ним присоединились еще 30 – прекрасно.

Светлана Михайлова:

Я бы предложила АСИ и ЦРНО не монополизировать дальнейший процесс, а намеренно тиражировать количество групп, которые будут этим заниматься. Должно быть несколько групп. Если НКО поддержат, например, отраслевую тематику, то передавать им полномочия, чтобы не просто создавать видимость для госструктур, что в этом процессе много НКО участвуют и инициатив много, а чтобы на практике разные группы вели разные темы в этом процессе. Вот это, мне кажется, даст много пользы.

Наталья Каминарская:

Собственно, когда несчастная группа, которая долго работала над НКО-координатами, поняла, что она уже больше ничего не может сделать и что количество недовольных документом будет просто катастрофическим, была высказана следующая умная мысль: пусть желающие дальше напишут уже по-другому, пускай те, кто хочет, напишут другой документ, третий, пятый… Где-где, а в этом секторе монополия совершенно невозможна. Спасибо. Мы зафиксировали, что должно быть большее количество рабочих групп, большее количество документов.

Владимир Вайнер:

У меня вот какие предложения. Мне бы хотелось, чтобы работа шла профессионально. Нельзя забывать про этику. Поэтому я полностью поддерживаю идею создания нескольких площадок. Например, почему бы к этому не присоединить обсуждение профессиональных стандартов для разных категорий. И вот конкретное предложение, если речь пошла об информационной площадке. Мне кажется, в этике это допустимо: должна быть какая-то площадка для анонимного обсуждения, безопасного и анонимного, потому что я пока не представляю, как можно обсуждать сложные ситуации без «анонимизации».

Анна Севортьян:

Хорошо, мы обсудили ценности, мы обсудили цеховые проблемы. Переходим к процедурным вопросам. Одной из задач секции было найти волонтеров, которым было бы интересно участвовать в дискуссии по той теме, обсуждению которой мы уделили целый день. Я готова записать их фамилии и координаты и включать в последующие процессы, чтобы образовалась площадка, чтобы шел диалог... Итак, кому персонально в этой аудитории было бы интересно продолжать работать по этой теме?

(Записались Борис Цирульников, Александр Карпов, Владимир Балакирев, Олег Казаков…)

Голос из зала:

У меня вопрос: нужно ли прилагать усилия к тому, чтобы в этот круг попадали представители других кругов? Например, насколько я понимаю, Общественная палата тоже проявила интерес к этому…

Елена Тополева:

В Общественной палате АСИ сотрудничает только с одной комиссией – по благотворительности, потому что она сотрудничает с нами. А со всеми другими комиссиями... Мы НКО-координаты даже посылали Велихову, чтобы он выразил свое отношение или помог их распространить... Никакой реакции. У меня такое ощущение, что у Общественной палаты, за исключением этой комиссии, вообще нет особого интереса к делам некоммерческих организаций. Наверное, они занимаются другими общественно важными проблемами, связанными со СМИ, сиротами и т.д.

Анна Севортьян:

Коллеги, мы достигли временного предела. Я хочу поблагодарить всех вас за конструктив, за содержательность.